Дмитрий Королёв

ВТОРАЯ КНИГА

АНДЕГРАУНД

С недоверием пройдя через полупустой вестибюль, уставленный предупрежающе-запрещающими знаками, миновав неработающий турникет, Винарский со своей дамой ступили на ленту обездвиженного эскалатора и, неуклюже переставляя ноги, принялись торопливо спускаться вслед за исчезающим в глуби подземелья человеком.

Эскалатор большей частью не был освещён, лишь в дальнем его конце наблюдалось неясное сияние. И, хоть вначале ещё хватало солнечных лучей, затем пришлось ступать почти во тьме, глядя на чёрный силуэт где-то там, далеко внизу, будто растворяющийся в круге подземного света.

– Подождите! – крикнул Винарский, приостановившись. – Подождите, мы тоже...

Человек впереди обернулся, помахал рукой, ответил невразумительно и побежал дальше. Преследователи синхронно чертыхнулись и двинулись следом. Когда они всё же достигли основания эскалатора, то в ровном свечении незаметных ламп, среди пустого перрона, их поджидал десяток попов, одетых в чёрные одеяния и, по случаю зимы, в утеплённые фуфайки или что там они носят. Одни сидели на лавке, другие стояли рядом, третьи прохаживались и только-только подходили ближе; каждый смотрел на визитёров с некоторым недоумением.

– Вот и они, – неожиданно громко произнёс ещё не переведший дух чёрный человек.

– Вижу, – отозвался глубоко посаженный бас так, что с баритоном составил прекрасно гармонирующий дуэт. – Господин Винарский, действительный член недействительного клуба "Феникс", и его дама. Что, не вокрещаются?

– Нет, – подтвердил баритон.

Голоса некоторое время покружились под сводами и осели у ног задумавшейся братии на пыльный пол.

– Поступим так, – снова заговорил бас. – Отец Георгий меня подменит, – он кивнул на коллегу слева, – отец Аристарх продолжит занятие, – теперь он кивнул коллеге справа, – а я препровожу наших гостей. Нам, я думаю, по дороге.

Бородачи пришли в движение. Который Георгий, направился к эскалатору, потянулся к рычагу на балюстраде, щёлкнул. Что-то внутри загудело, и ступеньки побежали вверх. Подбирая рясу, он, не оборачиваясь, удалился. Оставшиеся, за исключением старшего, отошли вдаль и стали слушать бормотание Аристарха.

Подул ветер, зашумел тоннель, и вскоре к перрону прибыл поезд, сияющий электрическим светом и зияющий пустотой своих вагонов. Внутри никого не было – кроме, вероятно, машиниста. Открылись двери, затем, когда вошедшие сели друг напротив друга, после некоторой паузы снова, громыхая, закрылись, и поезд тронутся.

– Так вы говорите, – поинтересовался Винарский, – мы не вокрещаемся. А почему? И что это значит?

– Мне тоже интересно, – заметил священник, на котором, когда он расстегнул свою верхнюю одежду, Винарский увидел раскинувшую руки фигурку человека со светящимся солнцем вместо глаз; технически это был всё тот же крест с высверленной на перекрестии дыркой и вмонтированным туда светодиодом. – Интересно, что это значит. Чем-то вы вдвоём отличаетесь. Иначе бы стояли там, наверху, смотрели, слушали и пели. То есть, вы-то, Валерий Абрамович, возможно, и получили некоторый иммунитет, пребывая на ваших занятиях в лоне нашего бывшего монастыря, но что касается вашей супруги...

– Элеонора, – представилась дама. – Мы не супруги, просто знакомые. А я работаю на безопасность.

– Вот так новость! – улыбнулся служитель культа. – Впервые вижу, как секретные агенты прямо так себя и называют. Всё-таки мир изменился.

– Это потому что я ценю ваше время. Да, мир изменился, и единственное, что удерживает его от катастрофы – это силы госбезопасности и правопорядка.

– Смешно, очень смешно. Только силы ваши, извините, не имеют веса. Вы ведь были на площади, всё видели. Помните, что там? Нет ни военных, ни гражданских, нет ни русского, ни иудея, – он покосился на Винарского, – все божьи люди, всё держится на них. Мир невозможен без веры. Ведь существует лишь то, во что верят, а во что не верят – не существует. Например, от вашей организации скоро вообще ничего не останется, и это... – Святой отец достал вышитый петухами носовой платок и, соблюдая приличествующую своему положению деликатность, основательно высморкался. – Это для нас очень прискорбно.

Винарский с Элеонорой переглянулись. Поп огладил бороду и продолжил.

– Поясню. Мне нужно пообщаться с вашим руководством. Обычно мы не занимаемся мирскими делами, разве что в случае крайней церковной необходимости, вот как сейчас. Видите ли, церковь способна быть в оппозиции, нейтральной или заодно с властью, но никогда собой власть подменить не может.

– Потому что церковь – это такой, извините, паразит на теле общества? – не удержался Винарский.

– Нет, не совсем. Скорее как медицина, философия и вообще культура, как и сама власть – в некотором смысле всё является паразитом на теле общества, но этот паразитизм взаимовыгоден и полезен.

– Кому?

– Обществу. Носителю, как вы, наверное, выражаетесь, демократии, культуры, языка и религии. Без этих элементов общество – как клирос без регента: распадается, исчезает, не существует. Вот почему. И вот какая перед нами стоит задача.

– Задача? Какая?

– Выжить, дети мои. Просто выжить. Вот, мы расконсервировали дизель-генераторы, запустили подземные поезда... Только ведь это ненадолго. Нужно что-то решать в принципе, как-то налаживать быт, управлять страной.

– Прошу прощения, – вклинилась в разговор Элеонора, – а что, мы едем без остановок?

– Да, – подтвердил поп, – конечно. Как видите, мы тут одни, а машинист в курсе дела. – Он зачем-то подмигнул Винарскому и снова обратился к даме: – А вы точно знаете майора Трухлина? Я имею намерение явиться прямо к нему.

Элеонора пожала плечами.

– Если вам что-то надо передать – я передам. Но вот чтобы вы явились лично... Могут ведь арестовать.

– Это вряд ли. Ему – тут он поглядел вверх, на светящиеся лампы, и стало не совсем понятно, кто же имеется в виду, – ему это не нужно.

Помолчав, он привстал, потянулся и, придвинувшись к переговорному устройству, сказал машинисту что-то насчёт остановки. Когда он вернулся в прежнее положение, на него был направлено дуло пистолета и, не считая Винарского с его вставным протезом, две пары сосредоточенных глаз, одна из которых принадлежала коту.

– Именем республики!.. – произнесла дама с вызовом.

– Вы, как я вижу, не понимаете главного, – с некоторым удивлением ответил священнослужитель и затем спокойно произнёс: – Именем бога!

Пистолет в руке дамы зашевелился. Было видно, что удерживать его ей всё труднее и труднее – и тут раздался выстрел. Пуля, впрочем, исчезла в неизвестном направлении, не вредя никому и ничему, а пистолет, вырвавшись и немного повертевшись в воздухе, перекочевал к монаху.

Первым на странное обстоятельство отреагировал кот. Как дикое животное, он с душераздирающим криком выпрыгнул из ридикюля, вытянув вперёд лапы с оголёнными когтями, и в следующее мгновение должен был бы вцепиться в горло спокойно сидящей жертвы, но вдруг на его пути оказалась неожиданно вскинутая рука с пистолетом. Дуло вошло в кошачью глотку, и агрессор, беспомощно обвивши многослойный рукав, испуганно замер.

Священник отвёл руку в сторону и медленно нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, и кота не стало.

– Изыди, – произнёс поп с некоторым опозданием и, отправляя пистолет в один из своих бездонных карманов, добавил: – Знаю я этих котов.

Немного погодя, когда однообразнее гудение туннеля стало единственным содержательным звуком, хладнокровный убийца решил слегка развлечь публику. Он без лишних деталей рассказал историю из тех давних времён, когда по заказу инновационного центра РПЦ некое секретное спецподразделение ГРУ под руководством теперь всем известного Трухлина занималось превращением собачье-кошачьего материала в демоноподобных существ, коих можно было бы иногда предъявлять обществу в качестве явного доказательства существования нечистой силы. "Странно, – под конец добавил он, – что ваш кот без крыльев. Хотя, в общем, летает".

Затем святой отец, не встречая сопротивления, принялся рассуждать о сидящих перед ним персонах и вообще об их конторе. По идее, мол, после явления божия должны были остаться люди верующие, люди неверующие и те, кто помогает тем и другим находить путь к богу. Но странно было обнаружить, что есть группа товарищей, невосприимчивых ни к снизошедшей благодати, ни к тирании военных, дни которых, впрочем, сочтены. Удивительно и достойно уважения, что вы идёте не туда и не сюда, а куда-то совершенно в сторону. Вначале мы даже принимали вас за своего рода метаматериальных бесов – то есть примерно как игру воображения...

Поезд замедлил ход и остановился, двери открылись. Поп указал на слабо освещённый перрон, и вслед за покорными слушателями вышел. Затем помахал рукой машинисту и, ещё раз указав направление движения, продолжил.

Мир изменился, говорил он под затихающий гул туннеля. Мы всё ещё пытаемся натянуть на себя старые идеи, как старый подрясник, но...

Когда все трое оказались на эскалаторе, он щёлкнул тумблером, и лента со скрипом побежала вверх.

Он всё говорил и говорил, посвечивая фонариком, о скором уже близком будущем, о всё ещё живых людях прошлого, о нашем богоспасённом отечестве, в отличие от иных государств, коих, поди, уж и нет совсем. А потом наверху забрезжил свет, и Винарскому стало тошно.

Возможно, таковой оказалась запоздалая реакция тонкой творческой натуры на смерть малознакомого кота, а может быть, сказалась общая усталость и перемена давления. Так или иначе, Винарский пошатнулся, повернулся, и как-то так получилось, что он совершенно неожиданно заехал попу кулаком прямо в бороду. Тот вскрикнул и подпрыгнул, взмахнул руками и, совершив непродолжительный полёт, грохнулся о металлические ступени. Затем кувыркнулся, потом ещё, а после, отшумев где-то глубоко внизу, слился с чернотой.

Двое ступили на мраморный пол, сделали шаг или два и развернулись, в ожидании глядя на бегущую дорожку и не рискуя заглядывать вниз. Бесчувственное тело никак не появлялось. Единственным, что лента эскалатора вынесла наверх, был пистолет, взять который довольно продолжительное время никто никак не решался.