СТАРАЯ ИСТОРИЯ
"Никакие мысли в голову не лезут, – подумал Винарский. – Наоборот..."
И тут к нему постучали.
Удивителен был не сам этот факт – в конце концов, существуют же соседи, а дверной звонок, старинный, ручной работы, давным-давно был продан по нужде – удивительным был характер стука. Так стучится прошлое.
Винарский поправил халат, посмотрел в глазок, неслышно охнул и медленно открыл дверь. На пороге стояла сухая старушка, в которую превратилась его когда-то ослепительная любовь. На руках она держала кота.
– Здравствуй, – сказала она, и он вздрогнул. – Познакомься, это Маркиз. – Она кивнула на кота. – Маркиз, это Валерий Абрамович. Очень приятно.
– Очень приятно, – ответил Винарский,– здравствуй, Элеонора... проходи.
"А не так уж она и испортилась, – подумал он. – Двадцать лет прошло. Или тридцать?"
– Двадцать лет прошло, – произнёс он вслух. – Или два?
Она улыбнулась и, предоставив ему возможность поухаживать за своей шубкой, направилась в комнату.
"Собственно, не такая уж она и старушка, – рассуждал Винарский. – Скорее дама, причём даже эффектная. Не старше меня..."
– Ты давно не выходил на улицу, – сказала дама. – И у тебя давно не было женщины.
Он оглядел своё жилище и виновато развёл руками.
– И тебя всё также мало что интересует, – добавила она, – кроме твоих стихов.
Он снова согласился.
– И всё потому, что ты непрактичный. Мог бы жить в особняке на берегу океана, мулатки бы натирали маслом твою загорелую кожу, пока ты по телефону обсуждаешь с издателем свой новый тираж. Ну, дело твоё. Я по другому делу.
Винарский предложил кофе, и они переместились на кухню.
– А помнишь, – сказала она, – как мы тут играли в буриме?
– Конечно, – ответил он. – У меня даже есть записи.
– Записи?
– Ну да. Погоди-ка... – Он взял табурет и полез рыться на антресолях. Затем вытащил оттуда пыльную папку для бумаг. На ней значилось "Дело №12. Элеонора".
– А что, разве я была у тебя двенадцатой?
– Нет, конечно, нет. Это просто номер по каталогу.
– Я бы твой каталог почитала, – между тем, сказала она. – Особенно как называется дело номер 13. Как её зовут.
– Как его зовут, ты и так знаешь. Это "Глаз господа".
– "Глаз господа"? Припоминаю.
– Разве что самое начало. А ведь это было нечто, можно сказать, великое, эпос не хуже "Гильгамеша" или "Гайаваты". Даже лучше.
– Про глаз. Я помню. Солнце – глаз невидимого бога.
– Да, точно, – Винарский улыбнулся. – Ну, раз держится в памяти – значит, хорошо сказано. И, кстати, в первой же строчке – ключ ко всему. По отпечаткам пальцев опознают преступника, по когтям – льва, по этой краеугольной фразе видна красота всего творения.
– Узнаю тебя, – проговорила старушка.
– Да. Спасибо. Сейчас.
Он снова произвел антресольный манёвр, на этот раз достав папку, запылённую куда меньше.
– Так вот, – продолжил он, – речь действительно идёт о невидимом боге. Он весь день взирает на землю, следя за порядком в своих владениях, а ночью, когда он смеживает око, во сне его относит течением небесных струй назад, к началу, на восток.
– Надо же, какие сложности.
– Это – научная основа, для специалистов, а сюжет – простой и понятный, как морковь. Юный воин пылает страстью к дочери вождя. Она – предназначена в невесты Тому, кто над нами. Юноша идёт к жрецу и к вождю, но всюду слышит, что назревает большая война, и нельзя в таком деле пренебрегать ничем, в том числе и поддержкой небесных сил. Да и вообще, говорят ему, уж очень ты молод и мало совершил всяческих подвигов, чтобы претендовать. Он отчаивается и сбегает прочь, в поисках славы.
– А разве он не должен был выкрасть возлюбленную?
– Соображаешь! Он об этом подумывал, но знал, что её слишком хорошо охраняют. Кроме того, как бы он тогда, такой занятой, смог пережить столько интересных событий? Он бы укрылся с нею где-нибудь в отдалённом убежище и провёл бы там всю жизнь, и мы бы никогда не узнали ни о сражении с бородавчатой ведьмой, ни о пленении смоляного человека, ни о разговоре с отшельником, умевшим, по слухам, подолгу смотреть на солнце.
– Бородавчатая ведьма?
– Да. Я писал её с Ивана Кузьмича, если помнишь. В общем, это так, проходной эпизод. Самое интересное было потом. Отшельник, выслушав юношу, сказал, что есть только один способ справиться со всеми бедами разом, но этот способ трудный, никто ещё такого не делал. Надо пойти к Тому, кто над нами. На восток, до края земли. Там, перед рассветом, когда у бога ещё не распахнуты крылья, и он не взлетел над землёй, всё ему объяснить. А здесь наших слов он не слышит. Ну, почти.
– И что, так дальше и было?
– Не совсем. Во-первых, край земли – далеко. Во-вторых, его сторожат великаны. В-третьих, не так-то просто быть услышанным: голос человека слишком слаб, а слова его слишком ничтожны, чтобы на них обращали внимание. Так что, когда юноша и отшельник, день за днём, неделя за неделей, наконец, дошли до холма, с которого показался стоящий на горизонте великан, у них уже был наготове план – и всё, что нужно для плана.
– И всё?
– Не спеши, это же эпос. Продолжим. Великаны, как известно, существа сильные, но глупые. Они насмехаются надо всем, что их слабее и ниже, вот только побаиваются птиц. В особенности – летающих на уровне глаз. И вот, отшельник запускает воздушного змея, похожего на огромного орла. Великан машет руками и прикрывает глаза. Поймав неживую птицу, он обнаруживает отшельника, хватает его и бросает в пропасть. В этот момент юноша вскарабкивается на плечи гиганта и начинает, как учил его отшельник, шептать на ухо. Великан удивлён. Он озирается и никого не видит. Ему кажется, что с ним говорит вечернее небо, и он повинуется.
– Похоже на гипноз.
– Просто великан глупый, и это смешно. Всю ночь юноша просидел на могучих плечах. Когда же пришло время утренней зари, он увидел пробуждающееся солнце. Он стал шептать великану в уши, и тот заговорил, оглашая округу. О любви и войнах, о юности и обычаях, о странствиях и страданиях, и снова о любви. Только ответа всё не было. Так прошло три дня и три ночи, и ничего не произошло. Солнце появлялось и восходило, никак не отвечая. И пришлось отправиться обратно. Он идёт, ему одиноко и грустно, и вот он почти что дома. Хотел пройти незаметно, видит – кто-то идёт навстречу.
– Отшельник?
– Нет, отшельник отошёл. Навстречу, конечно, топает отец любимой. Он приветствует юношу и говорит, что слава идёт впереди героя, враги боятся нашей славы, и где герой, там жертвы не нужны. И была свадьба, и солнце долго ещё было добрым и ласковым.
– Всё?.. Хорошая история. И что, она лежит у тебя на антресолях? Не издал?
– Не издал. Между прочим, сначала текст восприняли благосклонно, и я даже подумывал, как бы не вышло скандала из-за одновременной публикации в разных журналах. Редакторы слали мне обнадёживающие письма, одни просили сократить, другие расширить; некоторые даже обещали гонорар. Но потом... В "Литературке" вышла статья одного критика. Как его там?.. Забыл, как зовут. В общем, какой-то критик без имени выступил с обзором типовых ошибок начинающих авторов. Так, ничего особенного, ошибки как ошибки. Но в конце он особо прошёлся по "Глазу". И тут не было претензий ни к стилистике, ни к версификации. Тут случай особый. Этот критик был, судя по всему, востоковедом, и задело его то, что я претендую на некоторую мифотворческую оригинальность. Зороастрийцы, писал он, поклонялись солнцу, и солнце у них было богом. Древние персы верили в Ормузда, у которого солнце было самостоятельно движущимся глазом. Почему же гражданин Винарский, вопрошал он, пытается протащить в литературу не благополучно упокоенных богов древности, а всё ещё действующего Аллаха? Неужели Винарский не знает, что у мусульман солнце – это глаз Всевышнего, который днём видит, а ночью нет? Не сомневаемся мы, что всё-то он знает, в курсе он и того, что наша литература – не место для религиозной пропаганды, и в литературе таким – не место.
– Ну и ну! Действительно, неприятно. Но это было ещё в те времена. А сейчас бы издать мог без проблем.
– За свой счёт? Нет уж, спасибо. Эпос – формат непродаваемый. Коммерчески оправданы только четверостишья. Да и то...
– Понятно. А ещё я помню, ты хотел что-то написать про крылья бога, руки и ноги. Ты с ними тогда носился. Убрал?
– Да нет, не убрал. Я сделал из них постскриптум. Великан зашвырнул отшельника, и тот полетел за край земли. Так бы он улетел и пропал, но попал в невидимое божественное крыло. Бог спросил его, как он тут оказался, и тот всё рассказал. Бог заметил, что совершенно зря люди приносят ему жертвы: он-то предпочитает наблюдать за живыми, а не за мёртвыми. Достаточно было бы просто иногда поднимать голову к небу и махать рукой. Но и это, конечно, не обязательно. Отшельник согласился. У него начинало слепить глаза, и он в этом сознался. Бог рассмеялся и заметил, что трудно смотреть на бога, когда бог смотрит на тебя, а потом взял от своего крыла и дал отшельнику накидку, и отправил его путешествовать по небу. И бродит он где-то за краем земли, иногда возвращаясь в ночное небо, в длинной светящейся накидке, посмотреть, как там люди, и помахать им рукой.
Старушка погладила кота. Винарский покачивался на табурете.
– Теперь ты понимаешь, – добавил он, довольно улыбаясь, – что когда я слышу о каких-то там удивительных эпосах, мне делается смешно и грустно.
– Ты, наверное, давно на улицу не выходил, – говорит она. – Пойдём, проветримся. Собирайся, нас ждут. И папка эта нам понадобится.
– Н-не понял. Кому это – вам?
– В данный момент я работаю на госбезопасность. Идём.
Она поднялась и помахала в окно рукой. В ответ просигналили.
Когда они спускались по ступеням, он всё рассуждал, зачем этой женщине такие сложности, и почему женщины уходят, но не прощают и возвращаются...
А когда они вышли на улицу, и он посмотрел в небо, то осознал, что там, в вышине, простёрся его невероятных размеров невидимый бог, раскинувший крылья и направивший вниз своё задумчивое око. Тело его, в целом вполне натуральное, ближе к ступням было полупрозрачным. Главное же, что черты лица, почти неразличимые из-за яркого света, чем-то напоминали Винарскому его собственное отражение в зеркале.
- См. также: Предыдущая часть, Продолжение