СПОНТАННЫЙ ПОБЕГ
Магнитола не могла работать без электричества, а ему взяться было не от куда. Так что здесь наблюдается локальное нарушение физических законов, известных на данный момент науке в лице капитана Тремпеля. Лицо, надо сказать, вряд ли бы произвело впечатление свежести и отдохнувшести, если б на него было кому смотреть, да и движениям чёткости не доставало.
Других признаков жизни аппарат не подавал, несмотря на все попытки его разговорить, включая выкручивание ручек и удары по корпусу. Он даже не шипел. Тремпель сменил тактику и решил воздействовать на психику железяки добрым словом; сосредоточился и произнёс:
– Бесценные артефакты были утрачены, потому что были ненужными. Светлое будущее осталось в прошлом.
Аппарат не реагировал, но зато у самого Тремпеля в голове что-то как будто сверкнуло и щёлкнуло, после чего он с удовольствием добавил, наверняка цитируя что-то из вчерашнего:
– Но вернёмся к «Хронике одного зачатия». Автор с документальной точностью живописует современность, толерантную к ЛГБТ и безжалостную к курильщикам, хотя и то, и другое – феномены одной природы.
Аппарат молчал. Тремпель сложил свои ладони трубочкой, приставил к лампочке для отсечения солнечных лучей и приник к импровизированному окуляру. Лампочка продолжала гореть. Но свечение казалось довольно холодным, будто бы некий шутник намазал её каким-нибудь фосфоресцирующим люминофором.
– Закроем тему. – Сказал, приподнимаясь, капитан скорее себе, чем давно умолкнувшему ящику. – Это будет последняя история нашего мира.
Фраза, которой мог бы начаться лучший роман всех времён и народов, ушла вслед за предыдущими – бесцельно, куда-то под облака, – и капитан, проводив прищуренным взглядом неторопливо улетающую чайку, зевнул, потянулся обеими руками в разные стороны и двинулся к складу.
На одной из этажерок стоял ряд стеклянных террариумов с улитками-переростками внутри. Кое-где были сорваны крышки, и обстановка за стеклом обнаруживала явные следы спонтанного побега. Эти улитки не просто так, подумал капитан, поморщился он запаха сероводородного воздушного пузыря, снова попавшегося на пути, и подошёл к ближайшему контейнеру.
При внимательном рассмотрении террариум оказался несколько сложнее комплекса простых стеклянных коробок. Внутри виднелись плексигласовые горки и туннели, электрические провода и даже что-то вроде запаянных в силикон микросхем, будто бы некто любознательный ставил над несчастными брюхоногими эксперименты подозрительно неясного назначения.
Стоило капитану об этом подумать, как тут же со спины кто-то деликатно кашлянул. Капитан осторожно обернулся. Перед ним стоял человек средних лет, обычных размеров и непритязательной наружности.
– Профессор Козявкин, – представился он. – Сейчас я вам всё объясню. Многие думают, что улитки – существа бесполезные, вроде тараканов. Зря думают: ведь и тараканов можно использовать – в разведке, в диверсионной деятельности, не говоря уже о том, что это быстро восполняемый источник белка. Вас что-то удивляет? Собаки, лошади, коровы с курами и гусями давно служат человеку, и если говорить о более мелкой живности, то вспомните бактерии с плесенью, которые помогают нам производить, скажем, кефир и пенициллин. Вы и сами без труда вспомните, что черви нам рыхлят землю, а гусеницы шелкопряда производят шёлк. Нас, однако же, по понятным причинам больше волнует военный аспект. Вы, кстати, в каком звании? Форма у вас какая-то странная.
Капитан тряхнул головой, и профессор пропал. А потом снова появился и продолжил, как ни в чём не бывало.
– А с нашими улитками ещё интересней. Несмотря на внешнее сходство с дикими предками, Achatinus Leopardis в состоянии распознавать базовые инструкции и выполнять команды. Конечно, мы не говорим об интеллекте, здесь простая реакция живой материи на электростимуляцию. Вот, полюбуйтесь. – Он снял крышку с одного из террариумов, достал оттуда улитку с леопардовым переливом на раковине, повертел её в руке, как бы сбивая ориентацию в пространстве, и подбросил в воздух.
Улитка достигла верхней точки полёта и, зависнув на мгновение, закономерно рухнула на камни. Козявкин, следивший за траекторией с интересом смелого экспериментатора, неудовлетворённо хмыкнул и поспешил переключить внимание слушателя.
– Не приходилось ли вам задумываться, какой организм является крупнейшим на планете? Долгое время считалось, что это киты и слоны. Затем, после долгих разбирательств и дискуссий, таковым признали гигантский опёнок – то есть, с обывательской точки зрения, это обычная грибная колония с опятами нормального размера, но их грибница, раскинув нити спор, паразитирует на обширном лесном массиве. Грибной монстр поедает корни деревьев не первую тысячу лет и уже весит более 600 тонн, что превышает массу взрослого кита приблизительно в пять раз.
Капитан не нашёлся что ответить, только подёрнул плечами. Профессор подобрал улитку и снова подбросил её в воздух, с тем же предсказуемым эффектом.
– Так вот, насчёт деревьев. Сегодня крупнейшим организмом считается одна тополиная роща, где генетически идентичные деревья имеют общую корневую систему и весят около 6 тысяч тонн. Что на порядок тяжелее грибного монстра – правда, лишь пока тот до них не добрался. Для сравнения, это соответствует массе танкового полка вместе с личным составом.
Козявкин снова поднял несчастное брюхоногое, однако на этот раз не стал подбрасывать вертикально, а зашвырнул куда подальше. Улитка пролетела по баллистической траектории, сколько полагается подобному предмету, и шмякнулась о грунт. Профессор с досадой покачал головой.
– Есть и более крупные биологические системы, о которых в свободном доступе вы ничего не найдёте. Да, речь идёт об этих вот с виду неказистых, обыкновенных, примитивных...
К этому моменту внимание капитана успело переключиться на стеллаж, где он заметил странный ящик, даже несколько – и профессор исчез. Ящики стояли в дальнем углу, а странность заключалась в том, что надписи на них были типично военными и к брюхоногому хозяйству явно не относились. В первом лежал комплект химзащиты, далее – несколько аптечек и таблетки для обеззараживания воды, а вот в третьем находился незнакомый набор из разноразмерных ёмкостей, колбочек и трубочек, без документов, с маркировкой ПС-12. Некоторое время капитан прикидывал, как же это может расшифровываться, вертя в голове то прибор самогоноварящий, то полевой синтезатор, но ничего путного не выдумал, однако за время раздумий взгляд его опустился вниз, под столешницу, где показался ещё один ящик, выдвижной. Внутри лежали таблицы стрельб – или нет, не стрельб, а метания улиток. Это было уже слишком. Капитан вернулся к аптечкам, раскрыл одну из них и стал искать что-нибудь антигаллюциногенное. Поколебавшись между аминазином и галаперидолом и не найдя решительных аргументов против или за, взял оба препарата и сунул себе в карман, после чего вернулся к бумагам, нашёл там карандаш и, вооружённый письменным комплектом, решительно направился к шезлонгу, где принял творческую позу и стал быстро записывать внезапно возникшую мысль.
Мысль была вёрткой, как насекомое, которое, сколько его ни пришпиливай к бумаге, никак не желает войти в коллекцию настойчивого энтомолога, так что Тремпелю пришлось извести с десяток листов, прежде чем каждый выверт был надёжно зафиксирован карандашным грифелем, а распятая идея, дёрнувшись напоследок, замерла навсегда.
Критически просмотрев записи, сложил их стопочкой, затем перелистал ещё раз, отдельные фрагменты зачитывая вслух. Занёс карандашное орудие над текстом, но добавить было нечего. То ли текст был совершенен, то ли вдохновение улетучилось, то ли... Ах этот Козюлькин, снова он!
– Как же вы мне надоели, профессор! – воскликнул капитан, повернувшись к непрошеному гостю на долю градуса. Гость, однако же, ничуть не огорчился, только стал прохаживаться туда-сюда и едва заметно хихикать. Так продолжалось некоторое время, пока профессор не соорудил в воздухе комбинацию из двух пальцев и не сказал «пиф-паф».
Капитан рефлекторно скатился под шезлонг, затем выругался и поднялся. Потом подхватил камешек и швырнул в Козюлькина. Но тот, деликатно пропустив снаряд мимо корпуса, поднял руки в знак примирения и дружбы.
– Я только хотел напомнить, – начал было профессор, но капитан отреагировал ещё одним броском, а потом ещё одним. Легко уклоняясь от метательных предметов, настойчивый посетитель озадаченно прокашлялся.
– Я только хотел заметить, – снова начал он, но и тут капитан проявил последовательность, почти не промазав подвернувшимся под руку предметом. Уже в броске стало ясно, что это не камень, а свернувшийся калачиком ахатинус леопардис.
Теперь они были повсюду. Их округлые спины блестели на солнце, а рожки изящно втыкались в небесную ткань. Капитан поднимал улиток одну за другой и бросал в профессора, а тот уворачивался и даже пытался ловить. Но вот живой снаряд внезапно воткнулся в невидимую преграду и, немного повисев, съехал вниз, как обмякшая тряпка.
Капитана это заинтересовало больше, и он принялся метить в новую цель. Наконец, очередная улитка прилипла своей присоской к ненаблюдаемой стене, причём не свалилась, а медленно поползла внутрь, постепенно растворяясь в воздухе. Капитан ринулся следом, едва успев сунуть руку вслед почти пропавшего существа, не обращая на Козюлькина внимания.
Внутри ему удалось нащупать нечто железное, ухватиться, надавить и провернуть. Что-то с лязгом ухнуло, и когда, сделав шаг вперёд, он погрузился в сумрак, из-за спины послышался голос профессора:
– Я только хотел сказать… Пейте таблеточки, а рассказик у вас хороший!
- См. также: Предыдущая часть, Продолжение