ОТДЕЛ КОНТРКОНТРПРОПАГАНДЫ
Окна были задёрнуты портьерами неопределённого цвета, отчего трудно было понять, что же там, снаружи, день или что-нибудь ещё, хотя биологические часы Тремпеля, просидевшего несколько суток в одиночке, рапортовали о глубокой ночи. Они, часы эти, на голодный желудок могли и ошибаться. А человек с нашивками батальонного комиссара, сидевший за массивным столом и шуршавший машинописными листами в свете настольной лампы сталинского образца, имел вид существа, невосприимчивого ко времени. Откуда-то из глубины застенок едва доносился чей-то неистовый крик. Под потолком ровно гудели пожелтевшие лампы дневного света. Блики от них поблёскивали на стальных наручниках, которые зачем-то надели капитану при выходе из камеры, и теперь железо впивалось в кожу, дополняя старосоветский интерьер и держа бесцельно летящую мысль на привязи.
Комиссар посмотрел на арестанта поверх очков.
– Два задержания, два побега. Оба раза дал себя легко обнаружить и сопротивления не оказывал. Задание и мотивы неясны... Ну так что, гражданин Тремпель? Что вы у нас делаете?
Взгляд был глубок и пронзителен. Говорить не хотелось ничего кроме правды, поэтому капитан молчал.
– Похоже, вы и не знаете, – заключил после паузы комиссар. – А на самом деле, как мне тут докладывают, вы страдаете синдромом Одиссея. То есть пытаетесь вернуться на утраченную родину, которой теперь, к тому же, и не существует. Когда-то большая и светлая страна всей своей мощью отпечаталась в детском сознании, но потом детство кончилось, и страна осталась в прошлом. Одиссей искал Итаку двадцать лет; вам тоже понадобилось время. Но подвернулся случай, и вот вы здесь, в поисках потерянного дома.
Он смотрел, почти не мигая. Тремпель не возражал, и даже как бы в знак согласия тихо звякнул браслетами.
– Мне тут пишут, что это фантомные боли, – продолжил комиссар, не глядя в бумаги. – Так могли бы сокрушаться о потере генуэзцы с флорентийцами на руинах Римской империи. Был такой Боэций, так называемый последний римлянин. Хранил верность общей идее, когда все вокруг давно переключились на частные дела. Поначалу неплохо продвинулся по службе, но потом, из-за конфликта интересов, был казнён по обвинению в чёрной магии. Некуда ему было деваться со своей идеей. Вот поэтому вы и здесь, как мне тут пишут.
Он встал и прошёлся по кабинету; пол скрипел под яловыми сапогами. Комиссар закурил, погасил спичку о воздух и отправил её в мусорное ведро. Желудок Тремпеля заурчал.
– Есть взгляд и с другой стороны, – сказал комиссар, выдыхая облако сизого дыма. – Ваш мир в осаде. Вы сопротивляетесь, но враг слишком силён. От вас отгрызают кусок за куском, как оттоманы от Византии, и не остаётся ничего другого, кроме как звать на помощь тех, в ком вы никогда не видели друзей. Они приходят, но тоже начинают грызть, со своей стороны. Остаётся последний бастион. Что делать? Выхода нет, разве что продать свою жизнь подороже. Поэтому вы здесь. Интересуетесь ценами.
Он остановился и посмотрел на Тремпеля, который попытался развести руками, но из-за наручников смог их только неловко приподнять. Комиссар интерпретировал жест по-своему, улыбнулся и нажал на кнопку.
– Есть и третья сторона вопроса. Дело в том, что человек обычно размещает цель не в прошлом, а в будущем. Потому что будущее изменить легко, а вот прошлое – вообще нельзя. Что же мы имеем у вас в настоящем? Двумя словами, власть капитала, которого конкретно у вас нет. Что всё это значит? Почему оно вам может не нравиться? Давайте разберёмся. В основе всего-всего лежит экономика, то есть эксплуатация ресурсов и труда, торговля и перераспределение доходов. Капитал сам по себе – это комплекс долговых обязательств. Власть она и есть власть. Наша простая формула означает, что некая группа лиц, которым почему-то все вокруг стали должны, распоряжается природными богатствами по своему усмотрению и принуждает остальных трудиться себе на пользу. Система сбалансирована, но иногда случаются кризисы и войны, которые обесценивают накопления низовых членов общества и умножают доходы верхушки. Чтобы отвлечь от несправедливого положения дел, народу подбрасываются мнимые противоречия. Например, кто же победит на выборах или на чемпионате по футболу. Хорошо отвлекают конфликты на базе цвета кожи, религии, языка. В устоявшихся обществах, где людоедская иерархия выстроилась давным-давно, люди считают сложившийся порядок естественным. А вот там, где ещё помнят, что все люди равны, существование нуворишей, ставших директорами и владельцами путём воровства и махинаций прямо на ваших глазах, кажется оскорбительным и несправедливым. Вы не готовы с этим смириться, потому что не встроились в их иерархию и пребываете где-то у основания социальной пирамиды.
Подойдя к столу, комиссар нажал на кнопку, и через некоторое время, пока он развивал свою мысль вширь, касаясь между прочим и социального дарвинизма, и Эдипова комплекса, в кабинет ввезли сервировочный столик с едой, источающей картофельно-мясные ароматы. Запах смешивался с табачным дымом и, казалось, под его воздействием колебались и занавески, и стены, и потолок.
– Но всё это, конечно, чушь собачья, – добавил комиссар, устраиваясь таким образом, чтобы столик оказался между ним и арестантом, придвинул стул и сел. – Вы у нас по совсем другой причине, и чтобы это выяснить, университетов заканчивать не нужно, даже наоборот.
Капитан кашлянул для прочистки горла и сглотнул слюну. Говорить, однако, не стал.
– Никогда не любил психологов, – продолжил комиссар. – Ищут гвоздь в ботинке, когда и ног-то уже нет. Или переломаны руки, допустим, или зубы выбиты. Вот практики действуют проще, у них самый короткий путь – прямой. Эти даже без применения спецсредств работают результативно. Их методы мне, правда, тоже не очень нравятся, особенно когда они берутся за ваших родственников. – Он взял небольшую паузу, во время которой отчётливей послышались чьи-то истошные крики, на которые никто из присутствующих не обращал ни малейшего внимания.
– Лично я предпочитаю простую беседу. – С этими словами он указал Тремпелю на столик и предложил угощаться. – Налегайте на тефтельки, это коронное блюдо.
Капитан обнаружил перед собой не только ряд полных судков, но и тарелку с прибором, а именно ножом и вилкой. Нож был столовым, то есть совершенно тупым и непригодным для штыковой атаки. Их, эти ножи, изобрели для подобных застолий, чтобы сотрапезники в пылу дискуссий не поубивали друг друга, а конкретно этот экземпляр годился разве что в качестве лопатки для соуса. Вилка была под стать ножу, как будто её исходно острые зубцы сточили в специальной отупительной мастерской.
– Ах да, – сказал комиссар чуть погодя, – наручники! – Он достал из недр своих галифе ключи, приподнялся и освободил капитану руки.
Тремпель неразборчиво поблагодарил. Было в глазах комиссара что-то пронзительно-притягательное, как в плотоядном взгляде удава. Кто кого съест, это ещё вопрос, подумал капитан, отирая запястья, берясь за прибор и приступая к поглощению пищи.
– Ситуация в мире меняется с каждым днём, – сообщил между тем комиссар. – Ещё недавно мы – это единый организм, с общей идеей и смыслом существования. Потом происходит надрыв, разрыв, и вот мы уже смотрим друг на друга чуть ли не сквозь оптический прицел. А ведь так не должно быть, если идея верна. Если пришлось отступить, мы ведь ещё не сдаёмся. Есть люди с другой стороны, которые всё ищут и ищут смысл жизни. Дать им этот смысл – вот наша задача. Тайные операции, диверсии, саботаж и теракты, массированное информационное воздействие на противника внутреннего и внешнего – всё это по другому ведомству, а мы работаем тоньше, мы устраиваем и разъясняем, выявляем и направляем. Отдел контрконтрпропаганды относительно новый, но перспективный. Думаю, вы нам подойдёте. Что скажете?
Капитан подтёр последним кусочком хлеба остатки соуса и отправил в рот. Да, всё так, думал он, или почти так. Если нас разделили и стравили, вложили в голову какие-то глупости, и теперь мы живём и умираем под разными флагами, как воины в самурайских фильмах, зачем-то преданные каждый своему сюзерену, то это надо либо менять, либо использовать.
– Согласен, – сказал он без колебания, – я, наверное, всегда этого хотел. А можно ещё тефтелек?
- См. также: Предыдущая часть, Продолжение