НЕМНОГО ВОЗДУХА
Даму с директором высадили – судя по освещению, звукам и запахам, где-то в военном городке, не удостоив двух оставшихся пассажиров какими-либо объяснениями, после чего броневик, залившись горючкой, двинулся дальше. Когда сквозь окошко перестали проглядывать фонари, некоторое время ещё доносился редкий лай собак, но потом пропал и он.
– Ну и как это называется? – произнёс, наконец, Тремпель. – Куда нас, по-вашему, везут?
– Не... недоумеваю, – отозвался администратор задумчиво. – Может быть, на пересмотр моего дела? В какую-нибудь инстанцию. Выше. Стоящую.
– Вероятность этого, конечно, есть. Только шансов у вас никаких нет. Ничего толком не знаете, хлеб зря едите. В лес такого вывезти, а не в инстанцию.
Бибиков несколько раз глотнул воздух, запинаясь и кряхтя, а потом стал путано объяснять, что он, вообще-то, не настоящий администратор, а всю жизнь хотел быть кем-то другим; что советская система производила людей с двойным дном, в том смысле, что где-то в глубине каждого сидит личинка творческой личности, в то время как снаружи вы, допустим, благопристойный кондуктор, пожарник или милиционер; этот ментальный зародыш, шевеля своими ручками-ножками, тянется к свету, а ему говорят — сиди, не нужен ты нам пока, и твой богатый внутренний мир в особенности; яд нереализованности отравляет разум и тело; вот потому-то все вокруг так недовольны и выглядят плохо; вот почему ваш покорный слуга сидит тут с вами, хотя по уму должен бы наставления писать для младшего и среднего руководящего звена.
Глотнув ещё немного воздуха, он продолжил: раньше таких направляли в кружки по интересам, вроде философских клубов; некоторые уходили в самодеятельность. Теперь вот никому ни до кого нет никакого дела, только успевай счета оплачивать, и всё тут. Функционирует социум, а куда девать нас? Что делать, если ты с детства мечтал, допустим, разводить морских коньков?
Тремпель не ответил – вместо этого он деятельно заинтересовался происходящим снаружи; точнее, отсутствием этого самого происходящего. Если раньше иногда доносилось радио, а через окошко падал свет и наблюдались звёзды, то теперь не было даже особой тряски – их мерно покачивало, будто на прогулочной яхте в ясную погоду, только при этом не было ни яркого света, ни яхты, ни отдыхающих. Он встал и приник к холодному тёмному прямоугольнику. Снаружи ничего не было. Так, наверное, чувствуют себя астронавты где-нибудь подальше от звёзд, проваливаясь во вселенную и вглядываясь в черноту иллюминатора через сложенные козырьком ладони. Не было тут, впрочем, и астронавтов.
– Бибиков, но это с вашей стороны форменное свинство. Не рассказать боевому товарищу, что там у вас выпытывал майор на самом деле. А ведь он выпытывал, правда?
Администратор, а точнее неясный силуэт на месте оного, дождался, пока Тремпель усядется, и, с тоской в голосе пробормотав, что он этой темы касаться не собирался, но так и быть, заговорил обстоятельно.
– В основном его интересовала техника. Мы долго обсуждали устройство плавучих танков и противокорабельной артиллерии, но выяснив мою слабую подготовку, перешли к технологическим новинкам. Мой телефончик LG он принял за детектор лжи, и чтобы его разуверить, мне пришлось помучиться. То есть помучиться натуральным образом, этот детектор мне сначала чуть ли не в мозг подключали проводочками, а потом зажимали дверью разные части тела. Второй способ оказался надёжнее. Потом очень интересно было воспроизводить по памяти популярную лекцию о мобильных сетях, транкинговой связи и оптоволокне. Тут майор затребовал спецификаций и протоколов передачи данных, и мне пришлось объяснять, что я не системный администратор, а всего лишь узкий специалист по общим вопросам организационного плана. Тут, конечно, воспоследовал очередной сеанс зажимания, но, к сожалению, без позитивных подвижек. Далее мы переключились на телевидение. Что интересно, майор очень удивился самой концепции существования нескольких телеканалов – действительно ведь, человек же имеет только одну пару глаз и ушей и не может, соответственно, обрабатывать больше одного информационного потока. Я аргументировал – все люди разные и каждому своё; он пожимал плечами – нет, все одинаковые и всем одно и то же. Я отвечал, что и одинаковым людям нужно иметь альтернативу; он смотрел на меня с жалостью, как психиатр на психоаналитика. Так мы закрыли и эту тему. Дальше пробежались по авиации, включая спутниковую группировку и перспективное дирижаблестроение. Моя эрудиция, надо сказать, имеет пределы – сами попробуйте вспомнить параметры геостационарной орбиты или чем заправляют цепеллины. Гелием, я точно помню. Вот интересно, как его добывают, я никогда и не знал, а вот что на Луне есть большие запасы гелия-3, и даже только ради него там собирались высаживаться и строить базу, где-то когда-то слышал.
Капитан прочистил горло и кратко прокомментировал:
– Легкая форма тяжелого бреда. Нет, всё-таки в лес.
Стало тихо. Гул мотора будто влился в ночь и растворился в окружающем безмолвии. Было слышно, как администратор, тяжко вздыхая, обдумывает смелую тремпелеву мысль. Но затем он продолжил:
– Слишком вы мало здесь находились, наших обстоятельств не понимаете. Не хотел травмировать вашу психику, но слушайте. Здесь довольно скучно. Это развивает в людях любопытство, тягу к знаниям. Взять любого за ноги и как следует встряхнуть – из него обязательно что-нибудь из мирового знания просыплется; вот как считает майор, а кто мы такие, чтобы ему возражать? Никто и не пытается. Будучи в определённом смысле добрым человеком, под настроение он для практических манипуляций приглашает хорошо подготовленного сержанта, с которым вам ещё, не сомневаюсь, предстоит познакомиться. Не знаю, то ли их где-то специально готовят, или же он сам, но рука у него, гм, набита – техникой он владеет, как стоматолог любимой бормашиной.
Ну вот, проводим однажды очередной сеанс, вишу я где-то между мирами, за руки и за ноги, к телу подведены инжекторы и датчики, и звучит вопрос. Мозг начинает работать, как натянутая струна или провод линий электропередач в дождливую погоду. Не знаю, в самом ли деле можно высасывать данные из ноосферы, но меня отсоединяют, приводят в чувство, и оказывается, что я им выложил принципиальную схему ПУАЗО от автоматической зенитной пушки С-60. Я ведь даже не знаю, что это такое!
А вот ещё был случай. У майора пропал сын. Не в первый раз, но как-то уж очень надолго, и поиски ни к чему не привели. Конечно, они всякое перепробовали, даже подключали милицию, хотя у них тут небольшая профессиональная вражда. Искали и в катакомбах ВЦ, и в старой обсерватории, отрядили экспедицию в ничейные земли. Всё без толку. О местах вроде полигонов и лагерей даже не говорю. Всюду одно и то же, то есть никаких следов нашего пионера. Что делает майор? Вспоминает о наших опытах, меня снова тащат в лабораторию, подключают к экспериментальной установке, напоминающей гибрид механического осьминога и собачьей упряжи, вводит в пограничное состояние – и вот вам результат! Уже к утру всё стало ясно.
– Самое интересное во всё этом, – добавил Бибиков, будто сияя из темноты глазами, – что с болью я как-то свыкся. Мозг не ослеп, он продолжает принимать сигналы тревоги, только реагировать не спешит, потому что это нужно для дела. Потому что мы, как любит говорить майор в последнее время, – не расходный материал эволюции, но её рецепторы и проводники. Нас выставляют, как щуп – в неизвестность, как палку – слепой...
Неожиданно машина остановилась, и, не глуша мотора, администратора вывели наружу, после чего дверь снова закрылась, и маленький бронированный мир с единственным пленником внутри двинулся дальше.
– Всё-таки в лес, – произнёс капитан в пустоту.
Потом встал, прильнул к окошку и, размышляя об идущих в темноте слепцах, которым отчего-то не сидится дома, долго ещё слушал завывание ветра.
- См. также: Предыдущая часть, Продолжение