Дмитрий Королёв

ПРОЕКТ 3

СПЕЛЕОЛОГ

С утра они взяли всё необходимое, включая двухнедельный запас воды и керосина, погрузились в яхту и вышли в море, держа курс на Большую Дыру.

Нётер, на вверенном самому себе судне принявший обязанности адмирала, сосредоточился на лоциях. Внучке поручили готовить флотскую похлёбку, а Тремпель, зачисленный в команду в качестве юнги, отправился осваивать рифовый узел.

Собственно, никаких рифов нигде не наблюдалось, отдельно валяющихся верёвочек – тоже, так что юнга решил вязать узел на собственных шнурках. Искусство давалось нелегко: в пожелтевшей методичке всё было понятно и красиво, но стоило оторвать от неё взгляд, как в голове всё путалось, пальцы гнули своё, и узел выходил самый обыкновенный. Это было даже занятно и слегка отвлекало от недовольного урчания в животе. А кто бы не ворчал, если его кормят нерегулярно и чёрт-те чем?

Может, конечно, дело и не в еде, а в воде или воздухе, в магнитном поле или психическом климате. Человек, подготовленный для решения боевых задач, не должен бороться со стариками, девочками и бутербродами. Пусть лучше ими займётся наш маленький кругленький администратор, если про него ещё кто-то помнит...

Мысли вертелись и спотыкались одна об другую, узел не давался. В минуту, когда, превозмогая внутреннее ворчание, Тремпель распутывал неожиданно образовавшуюся межботинковую связь, со стороны камбуза донёсся неопределённый шум.

– У нас замуж выходят рано, – послышался Дашин голос. – Климат такой, наверное.

Он покончил со шнурками и встал.

– Я говорю, климат у нас такой, – повторила Даша. – Дурацкий.

Улыбнувшись, он, было, направился к ней, но приостановился, поколебался и, мигом развернувшись на месте, устремился в сторону гальюна. Где вскоре сосредоточенно замер.

Человек в пост-Роденовской позе мыслителя проводит годы – возможно, не самые лучшие, но уж точно не худшие. Только что ты был на перекрестии взглядов, незаменимая шестерёнка во безостановочном вселенском механизме, и вот тебя нет. Вселенский закон позволяет, мироздание оборудовано нуль-кабинами. После некоторой паузы первым объектом внимания стала пачка резаной газеты, заботливо насаженная неведомой рукой на ржавый гвоздь. Тремпель сорвал листок и принялся читать.

«ИЗ ФРАНЦИИ высланы сто человек, входивших в шпионскую организацию испанских мятежников. Среди них много представителей испанской знати, а также итальянцы и немцы. Два германских шпиона, которые занимались шпионажем во французской армии, приговорены к 15 годам тюремного заключения». В этом месте он несколько недоумённо повертел в руках газетку, затем глянул в иллюминатор, как бы призывая море в свидетели. Ещё один абзац сообщал: «ШКОЛЬНИКИ БРОШЕНЫ В ТЮРЬМУ. В городе Вильно (Польша) брошены в тюрьму 14 школьников. Их обвиняют в том, что они сочувствуют комсомолу». Мысль ещё приценивалась к анахронизмам, будто взятым из доперестроечных, даже дозастойных или, если уж говорить откровенно, довоенных времён, а глаз уже фиксировал цифру 1938: «МАВРИТАНИЯ - так будет называться новый гигантский пароход, строящийся сейчас в Англии. Он должен быть спущен на воду летом 1938 года. «Мавритания» будет курсировать по Атлантическому океану между Европой и Америкой». Сминая и разминая артефакт, Тремпель вычитал ещё, что на севере Китая в провинции Шаньси китайские войска перешли в наступление, а на юге японские самолеты по-прежнему бомбардируют мирные китайские города.

Захватив несколько обрезков с гвоздя, он направился к адмиралу за разъяснениями. Однако в это самое время все уже обедали, и говорить о гальюнных находках было неприлично.

– Климат у вас хороший, – произнёс он уже за столом, – нагоняет аппетит. Да, отличная штуковина, – кивнул он в сторону своей тарелки, не решаясь назвать неподдающееся тривиальной классификации желеобразное блюдо. – И как только китайцы едят палочками? Что, интересно, они делают, когда надо отрезать кусок чего-нибудь?

– Кусок не режут, – заметила Даша, – его кусают.

– Да? Ну, ломтик.

– А ломтик – ломают.

– Тогда отрез. Или нарез. Или обрез. Нет?.. Что, резун? Может быть, резус?..

Девочка смотрела на него с недостижимой для мужчин высоты.

–Трюмпик-хрюмпик, мы едва знакомы, а уже спорим.

Адмирал хохотнул; затем, положив себе ещё из посудины, произнёс вполне серьёзно:

– Никаких китайцев не существует. То есть, как персонажи художественных и фантомно-исторических произведений – сколько угодно, а в реальности – наоборот. Любой желающий – разумеется, при наличии соответствующих документов – может съездить в Китайскую АССР и убедиться, что население там не отличается от нас с вами и ест, как и все: ложкой.

Он воткнул вилку в консистенцию на тарелке и заключил:

– Ну, всё это ненужные пустяки. Закругляйтесь. Мы подходим к третьему бую, а там рукой подать.

Некоторое время прошло в молчаливой работе жевательных мышц.

– Я только хотел уточнить, – отложив прибор, подал голос Тремпель, – какой сейчас год и дадут ли мне акваланг или что-нибудь вроде батискафа.

Адмирал, утираясь салфеткой, пояснил:

– Мнмтый, естественно. – Он встал, цепляясь потёртыми пуговицами мундира за стол, заметил, что «батишкаф не нужен», и, объявив обед оконченным, вышел.

– Там будет лестница, – доверительно сообщила Даша, – из духовных скреп. Мне, правда, туда лазить никогда не разрешали. А я бы не испугалась.

– Женщинам рисковать собой нельзя, для этого есть мужчины. Я вот всё проверю, а там поглядим. Слово офицера! – он поспешно встал и направился к выходу.

Снаружи произошла едва уловимая перемена. Лёгкий ветерок всё так же едва колыхал безмятежное море, сонное солнце распадалось на множество калейдоскопичных фрагментов, мерцающих в отражении волн – всё было, как прежде, если не брать во внимание галдящих чаек и чего-то вроде плавучего острова прямо по курсу.

Ржавый причал, к которому подошла яхта, контрастировал с почти нетронутой временем чернотой огромной конструкции, возвышавшейся над поверхностью воды наподобие почти затопленной бочки. Только внутри было пусто, и массивный корпус неясного назначения уходил вниз на скрытую туманном непроглядную глубину так, будто бы гигантской подводной лодке отпилили нос и подвесили её вертикально.

Двое неотрывно смотрели вниз, а Нётер, докуривая трубку и, в основном, поглядывая то на чаек, то куда-то вдаль, заметил: – Здесь по лестнице метров тридцать, потом будет тоннель. А там не потеряешься. – Ещё через некоторое время сунул в руки Тремпелю верёвку и фонарик со словами «держи» и «удачи», переправил девочку на борт и принялся отдавать швартовы. Внезапно всеми овладела нервозная спешка, и последнее, что увидел Тремпель перед решительным шагом на ступеньку вниз, был Дашкины глаза, смотрящие мимо него.

Он довольно быстро одолел десятка полтора ступеней, потом сбился со счёта и замедлился, далее чуть не сорвался, а когда холодный сумрак сменился леденеющей тьмой, двигаться пришлось так, будто перед каждой ступенью пролегает маленькая вечность.

В один момент, когда пальцы до того задеревенели, что превратились в подобия железных крючьев, он ощутил под ногами гулкое дно. Фонарик включился не сразу.

Вдоль стены тянулся кабель, как это бывает в перегонах подземки, только стена была не бетонной, а железной, однако без всякой ржавчины. Жёлтый луч растворялся во тьме, раздвигая мир, данный нам в ощущениях, шагов на пять, не больше. Так что разглядеть, есть ли что-нибудь в центре гигантской конструкции, да и где сам этот центр, не удавалось. На полу виднелись кучи мусора неясной природы – то ли нападало сверху, то ли как-то само организовалось. Ни воды, ни потёков – под подошвами вообще было сухо.

Он двинулся вдоль железных щитов и заклёпок. Толстый кабель вился, как располневшая от безделья нить Ариадны. Затем стали попадаться двери, у первой из них Тремпель провозился чуть не с полчаса, но отпереть не смог. Дальше безнадёжное дело пошло быстрее: он ограничивался подёргиванием ручки, похлопыванием хорошего металла со следами вмятин да чтением малопонятных аббревиатур. Некоторые из них что-то напоминали, но всякие там ЦПУ и ПЛО ничего не говорили даже человеку военному.

Со временем оказалось, что пространство успело сузиться до коридора. Потом, за проёмом распахнутой настежь двери, оно расширилось до туннеля с каменными стенами и полом. А затем, когда смотреть то под ноги, то под потолок слегка поднадоело, впереди забрезжил свет.

Туннель вывел в огромную протяжённую пещеру, на дне которой колыхалась поверхность воды, заключённой в рукотворные берега. Свет ламп вдоль них пунктирными линиями убегал куда-то вдаль. А смотреть на всё это Тремпелю приходилось со стороны и сверху, поскольку площадка, где он чуть не напоролся на страховочную ограду, находилась на значительном возвышении. Воспользовавшись фонариком в последний раз для того, чтобы обнаружить лестницу того же духовно-скобяного типа, он спустился без промедления и поторопился за огоньками вслед.

Через некоторое время он заметил впереди каптёрку с человеком внутри. Сторож был начеку и, несмотря на почтенный возраст, не поленился выбраться и преградить дорогу.

– Здесь, вообще-то, режимный объект, – вместо приветствия заметил последний, – был когда-то. – Он осмотрел гостя критически, затем показал рукой на моток верёвки, служивший тому скорее для утепления, и вопросил: – Спелеолог?

– Да, – согласился Тремпель, – альпинист. Отстал от группы.

– Здесь посторонним не рекомендуется, а раньше так и вовсе... – Он помолчал, задумавшись о чём-то своём. – Ну, отстал – так догоняй. – Он повернулся и, возвращаясь на пост, через плечо бросил: – Добро пожаловать в бабу Клаву!

– В... куда?

– В Балаклаву, куда ж ещё.