Дмитрий Королёв

БЕСЕДЫ С ЖОРЖЕМ

ОСА

– "Он двигался медленно, и подошвы его сапог с хрустом опускались на тротуар, покрытый плотным слоем серого снега. Ветер завывал в замёрзших водосточных трубах серых невысоких домов, тёрся о серый бетонный забор и увлекал за собой сизые снежинки", – выразительно продекламировал я, подчёркивая звуки, отражающие, на мой взгляд, содержание слов. – Таким образом, Жорж, насколько вообще оправдана идея аллитерации? У меня, признаться, уже давно сложилось впечатление, что приём этот не просто является атрибутом "искусства для искусства", но он ещё и не заметен без явного указания читателю. Как вы полагаете? – Г-н Павленко, не глядя на меня, задумчиво произнёс: – Что же, в ваших словах есть рациональное зерно. Дело в том, что текст уже давно воспринимается не в фонетической, а в семантической форме. Более того, даже разговор многие представляют как разновидность переписки, не наделяя звуки самостоятельным смыслом, в этом аспекте приравнивая их к буквам. Утрата звучания речи – закономерный, по крайней мере, вполне прослеживаемый и логически объяснимый феномен. Если древние считали письменность излишним и подозрительным заменителем живого общения, если во времена Пифагора мысли передавали из уст в уста, от учителя к ученику, а книги принято было читать вслух, то затем слова, перебравшись на бумагу и обретя новую форму, со временем утратили звучание, как первые земноводные, выйдя на сушу, всё меньше и меньше возвращались в океан, постепенно становясь на ноги. Таким образом, аллитерация, как попытка при помощи звукоподражания вызвать у читателя определённые ассоциации, повисает в воздухе. Например, если специально не подчеркнуть, что "подошвы сапог становились на тротуар, покрытый слоем серого снега" должны производить впечатление хрустящего снега, этого никто не заметит. – Он замолчал, и мне показалось интересным заметить: – А я, знаете ли, при чтении как бы проговариваю про себя. Даже не знаю, зачем я так делаю. Может быть, для того, чтобы вообще замечать слова. – Жорж встрепенулся: – Но, коллега, давайте всё же вернёмся к делу.

– Кстати, – сказал я, – совсем не понимаю, зачем он туда идёт – он же в этих вопросах совершенно не ориентируется. – Жорж кивнул: – Надо полагать, интересуют его в первую очередь люди. – Удовлетворённый общим сходством наших позиций, я вновь уселся прямо и направил свой взгляд вперёд.

Ветер гудел в замёрзших водосточных трубах старых невысоких домов, тёрся о длинный бетонный забор и увлекал за собой сизые снежинки. Пешеход глядел по сторонам, зябко сунув руки в карманы видавшей виды куртки. Местами нарушали унылую серость небрежно наклеенные листовки с призывами что-нибудь непременно купить, а некоторые – выцветшие, но не сдавшиеся в стремлении дарить людям надежду – за кого-нибудь проголосовать. Прохожий перестал обращать на них внимание и направился к раскрытым воротам, за которыми показался шлагбаум, символически преграждающий путь нежелательным визитёрам. Впрочем, как за всякой техникой стоит человек, так и за шлагбаумом виднелась будка КП, а в ней – дядя в камуфляже; он спросил: – Вы что-то ищете, молодой человек? – В цепком взгляде одновременно была видна и приветливость, и служебная строгость, но чувствовалось, что главная его составляющая проницает потенциального террориста, пробегаясь по каждой складке его души. – Могу я вам чем-нибудь помочь? – Молодой человек полез в куртку и извлёк из внутреннего кармана почти несмятый пригласительный билет. – Где-то здесь проходит симпозиум – не подскажете, как туда пройти? – Он протянул бумагу, но дежурный глянул на неё лишь мельком и, прибегая к жестам, подробно пояснил, куда и как следует двигаться.

Внутри безжизненного и пространства, огороженного бетонной стеной, располагалось несколько однообразных ангаров; территория напоминала бывший производственный объект военного типа, который в руках новых владельцев пока используется без определённой стратегической цели. Свежий асфальт, темнеющий подобно сети, наброшенной на снежное поле, соединял строения, у входа в которые скучала охрана. Скрашивать бесцветную обстановку у ангаров призваны были пёстрые флаги на длинных флагштоках, но уж слишком были они высоко и со своей задачей справлялись плохо; молодой человек почти не смотрел по сторонам. Он приблизился к ангару, миновал дежурных, ещё раз предъявив билет – и, не оборачиваясь, вошёл. Здесь внешний простор обращался во внутреннюю пустоту: огромное помещение, где раньше могли собирать самолёты, чем-то напоминало опрокинутую жестяную банку. Далеко в стороне, под дальней стеной были сложены части каких-то конструкций, к ним тоскливо жались плотно составленные стулья. Похоже на то, что недавно здесь проводили какую-нибудь выставку или ярмарку, но сейчас гулкие шаги пересекали пространство не находя препятствий и эхом отражались от полосы дугообразной крыши, затихая в неподвижном воздухе. Напротив входа, под стеной с пронумерованными дверьми, за столом сидела девушка, мгновение назад бросившая читать книгу. Она обеспокоилась столь поздним приходом посетителя, ведь многие доклады были уже прочитаны, предложила снять верхнюю одежду, со слов гостя что-то записала в своём журнале, вручила папку с материалами и попросила не забыть заполнить анкету, так как "для нас это очень важно". Не переставая улыбаться, махнула пальчиками в сторону двери с надписью "Конференц-зал №3" и сказала: – Проходите, г-н Чугуниевый, свободные места ещё есть.

Чугуниевый, а это был именно он, совсем недавно попал в поле нашего зрения, то есть был зафиксирован аппаратурой г-на Павленко в зоне, так сказать, естественной досягаемости. Где шатался и что поделывал, пока неясно, однако я, как только узнал о найденной пропаже в его лице, отложил свои занятия и примчался к Жоржу, который тем временем подготовил всё для подключения к бродяге.

Молодой человек в свитере прошёл мимо конторки с оратором в конец небольшого зала, погружаясь в атмосферу "таким образом", "иначе говоря", "следует заметить", "констатируя факт" и тому подобных оборотов. Он занял пустой ряд, оглядел публику, сплошь одетую в приличные костюмы (от несоответствия собственного наряда общей обстановке Чугуниевый внутренне сжался; впрочем, ненадолго), интерьер, заполненный на скорую руку символикой собрания – а в основном это был замысловатый гибрид пчелы и сот, переходящих в подобие паутины – и стал просматривать папку. Там была программа симпозиума Открытой сетевой ассоциации, в виде аббревиатуры значащейся как О.С.А. и в обиходе называемой, соответственно, попросту Осой. Докладчик, подняв глаза от шпаргалки, говорил: – Резюмируя вышесказанное, подчеркнём, что использование прекогнитивных мнемоник в области связи позволяет существенно ускорить процесс передачи потоковых данных, а также восстанавливать лакуны и обрывы, что немаловажно для систем, взаимодействующих с человеком. Благодарю за внимание. Готов ответить на ваши вопросы. – После некоторой паузы он поклонился и повернул голову к президиуму, где ведущий – в его лице я узнал дядюшку Ау – привлекая к себе внимание бумажным шелестом, кивнул докладчику, наклонился к микрофону и сказал: – Большое спасибо за очень интересный материал. Г-н Постовой, скажите, пожалуйста, следует ли ожидать в среднесрочной перспективе технических разработок на базе вашей теории, нет ли, что называется, её практических приложений? – Тот будто ждал этого вопроса и с удовольствием принялся отвечать: – Да, такие примеры есть. В частности, с нами сотрудничает Интерпол, в этом нет ничего секретного, на предмет сканирования телефонных разговоров. Как вы, наверное, знаете, современное законодательство допускает использование автоматизированных систем для контроля переговоров определённых категорий лиц и для разных других целей. Существующие системы малопродуктивны, поскольку применяют обычный словарный анализ. Кроме того, их реакция всегда запаздывает по понятным причинам. В нашем же случае удаётся достичь предсказательной достоверности в течение десятков секунд монолога (как нетрудно видеть, время нужно не столько на обработку сигнала, сколько для самого человека, чтобы он успел произнести достаточно слов), чтобы затем не просто зафиксировать наличие тех или иных лексем, а уяснить, что будет сказано или, что важнее, останется за текстом в следующие минуты. Это касательно тематики нашего собрания. Также, наши наработки используются в микропроцессорной технике, но там задачи не вызывают ни особенных сложностей, ни особого интереса. – Докладчик оглядел аудиторию, затем сосредоточил взгляд на стакане с водой и, кашлянув, сделал пару глотков. Из зала послышался голос: – Антон Либштейн, "Телеметрические системы". Насколько я понял из вашего примера, вы берётесь прогнозировать ожидаемые слова человека. Ну а если он будет об этом осведомлён, и в первую минуту поговорит о погоде, и только потом – о взрывах, то ваша система его не заметит. Что скажете? – Г-н Постовой состроил насмешливую гримасу и сообщил: – Действительно, это интересный вопрос, однако его раскрытие уже касается некоторых технологических моментов, на которых я не имею права останавливаться. Спасибо за проявленный интерес. – Либштейн сел, но тут же потянулась другая рука: – Иван Рогов, информационно-аналитическое агентство "Градиент". Будьте любезны, разъясните, для каких языков ведутся работы по вашему полицейскому проекту. Ещё вопрос: как идут работы по отслеживанию электронных потоков информации, нашим подписчикам будет интересно. И ещё: признаться, складывается впечатление, что прекогнитивные мнемоники, о которых вы говорили, не могут предсказывать ничего, кроме других таких же мнемоник. Спасибо. – Информационно-аналитический агент сел, а г-н Постовой немного замешкался, но, всё же, парировал достойно: – Что касается вашего первого вопроса, то это, очевидно, наиболее массовые языки и языки терроризма, по второму вопросу работы ведутся, а по третьему должен вас обнадёжить – не всё так плохо, как вам кажется, метод прекогнитивных мнемоник работает и приносит результат. – На этом он оглядел публику, поклонился и засобирался прочь. Дядюшка Ау подвёл под выступлением черту: – Будем надеяться, что этот результат благотворно отразится и на членских взносах вашей компании. – Раздались аплодисменты и добродушные смешки. – Слово предоставляется г-ну Нечееву, он любезно согласился рассказать о новейших достижениях в области... – взгляд председательствующего обратился к бумажке – в области современных методов проективной этимологии. – Из президиума поднялся очередной докладчик и за спинами коллег стал продвигаться к конторке.

Я заметил, толкая Жоржа локтем: – до чего же бесполезное это дело, подобные собрания. Нет ведь никакого смысла. Никто ничему не научится, никто никого не переубедит. Впрочем, люди хотя бы отвлечены от чего-нибудь вредного, что тоже не так уж плохо. С другой стороны, они отвлечены и от действительно важных занятий... – Жорж прокомментировал: – Коллега, я вам, кажется, уже говорил, что одни и те же люди, находясь в разных социальных ситуациях, на самом деле являются элементами разных систем и, соответственно, играют различные роли. Например, гвоздь в башмаке как крепление подошвы и гвоздь, колющий ступню, просто разные вещи: один – из системы "подошва-башмак", другой – "башмак-человек". Один и тот же гвоздь в первом случае соединяет башмак и подошву, во втором – доставляет человеку боль. Люди нуждаются в организациях. Человек – существо социальное, и мытьём иль катаньем, возникновение всяческих "ос" неизбежно. Кроме того, вы же понимаете, что данная "оса" есть всего лишь "операция прикрытия", так сказать. Вполне благовидное общество, безобидное, безопасное, безвредное, безучастное... А плохих людей, как известно, не бывает. Каждый сам по себе есть конгломерат возможных состояний, а уж как он их реализует, зависит от систем, в которых он окажется. Посмотрите хотя бы на президиум: одного человека я знаю как отменного яхтсмена, другой занимается действительной благотворительностью, третий обожает собак, в эстетическом плане, конечно. Казалось бы, приличные люди.

Аудитория не умолкала, и, пока г-н Нечеев испытывал место лектора на прочность, ведущий обратился к публике: – Господа, напоминаю, что после этого выступления мы направимся в банкетный зал, на второй этаж, там каждый получит возможность высказаться в индивидуальном порядке и, как говорится, в неформальной обстановке. Хотя, зная, как г-н Нечеев владеет словом, боюсь, что шампанское нагреется. Итак, современная этимология.

Докладчик чуть кашлянул: – Гм, итак – современные методы реконструкции в проективной этимологии. Учитывая тематику предыдущего оратора, должен предварительно обратить внимание на принципиальную разницу в подходах наших методологий. Если прекогнитивисты пытаются, говоря вообще, заглянуть в будущее, а это, насколько известно из теоретической физики, невозможно (верно я говорю, Борис Альбертович?..), то мы, напротив, ищем отголоски речи в прошлом, и оно вполне подлежит исследованию. – С места раздался несколько несдержанный голос г-на Постового: – Ой, что вы такое сочиняете! Да я могу запросто предсказать, к примеру, что именно вы сейчас будете говорить в своём докладе, так-то. – Реплика была эффектной, но её автор находился в заведомо проигрышном положении, поскольку лектор всегда сильнее слушателя. Докладчик, получив хорошо просчитанный результат, очень вежливо заметил: – Это вряд ли. Но вот мне, вооружённому методами реконструкции, не составит труда вытащить из ваших умолчаний и оговорок всё, что скрыто за сияющим фасадом. Впрочем, предлагаю дискуссию продолжить на втором этаже, а сейчас обратиться к предмету этимологии. Слово как таковое представляет собой устойчивую форму схождения смыслов, или же, говоря языком радиотехники, является композицией разнородных волн. И так же, как радиолокационная установка разделяет сложный сигнал на составляющие, мы разлагаем слово на протоэлементы, отображая его на различные понятийные плоскости. Путём анализа проекций каждого из слов исходной фразы можно получить её частное значение для определённого контекста. Тема эта достаточно хорошо изучена, обращаю ваше внимание на литературу, рекомендованную в раздаточных материалах. Однако особый интерес представляет интегральная реконструкция... – Г-н Нечеев увлечённо говорил о своей теме, но, чем больше он в неё погружался, тем живее публика начинала двигать ногами, шептаться и хихикать. Уловив основную мысль, как правило, остальной массив информации человек считает избыточным и поэтому старается от него отгородиться. Да и вообще, обычно воспринимается только двадцать процентов от услышанного.

Чугуниевый открыл программу симпозиума и стал рассеянно скользить по списку докладов. Вдруг г-н Павленко взял меня за руку, как бы останавливая движение на экране. – Ба, да здесь сам фон Фюнер! – он удивлённо привстал, – прекрасный специалист по патентам, знаете ли. Когда-то я занимался ими из любопытства. Коллега, неплохо бы лично засвидетельствовать, так сказать... как вы на это смотрите? – сказал и тут же вскочил, засобирался, схватился за пальто. Я выразился в том смысле, что и так некоторым образом нахожусь среди этой публики, поэтому если нет особых причин из разряда жизненно важных, то ехать мне никуда не хочется – на это он бросил на ходу: "В таком случае, до встречи на банкете" – и вышел.

Чугуниевый изучал материалы доклада доктора фон Фюнера, профессора из Мюнхена. Я между тем подумал, что, всё-таки, рано ещё ставить на аллитерации крест, можно с её помощью каким-то образом решить задачи последних докладчиков. Построить бы общий алгоритм...

"Сколько языков, сколько слов, мыслей и людей! Нет, лучше так: слова, идеи... Нет, всё не то. Слова подобны облакам, и каждый в них может видеть самые разные образы; то голубку, то дракона..." – Я задумался. Чугуниевый обнаружил в папке блокнотик и ручку, и написал:

     Слова подобны облакам.

"Хм, из этого что-то может получиться", – я оценил воздушность строки, улыбнулся сам себе, сказал: "Ну что же, мой чугуниевый друг, продолжим!" – и мы полетели в небо, прыгая по облакам, бросаясь комьями из холодного белого пара и на ходу меняя дымчатых скакунов, не замечая ни времени, ни людей, но вдыхая небо и становясь его частью. Так миновала вечность, подул ветер, и облака улетели. На бумаге красовалось четверостишие:

     Слова подобны облакам,
     Мечтам и мыслям милых дам,
     Голубкам и драконам,
     Поэтам и влюблённым.

Его бы не мешало развить, но докладчик покидал конторку, официальная программа закончилась, и дядюшка Ау, оторвавшись от стула и расправляя рукава своего синего в полоску пиджака, поправил янтарный значок с изображением осы за решёткой, стряхнул пылинку с бордового галстука и благодушно пригласил всех присутствующих подняться наверх.

А что Жорж? Он, конечно же, не глядел на листовки с безответным призывом, и уж, наверное, оператор шлагбаума не стал задерживать персону столь важного вида, а охрана у ангара почтительно замирала при виде фигуры в чёрном пальто. Можно предположить, что, сунув руки в карманы, Жорж пересёк пустоту выставочного зала и, оценив обстановку, пошутил о погоде с гардеробщицей, поднялся по крутой лестнице на второй этаж, откуда слышалась негромкая джазовая мелодия, посмотрел на себя в высокое зеркало, висевшее в коридоре, погрозил себе пальцем и вошёл в ресторан – по крайней мере, скучающий Чугуниевый, вместе со мной дегустируя пьянящий "Францисканер", увидел его в тонком ореоле света, исходящего не то от коридорных ламп, не то от внутренней энергии Жоржа, перехлёстывающей через край. Вроде бы никто не изменил своего движения, но вокруг нового посетителя как будто сам собою образовался полукруг, а когда он направился прямо через зал, то казалось, что он как будто идёт вместе с невидимым отталкивающим кольцом. Чугуниевый смотрел на идущего г-на Павленко широко раскрытыми глазами, а тот шёл уверенной походкой, картинно отставляя руку с воображаемой сигарой. Но неотвратимая встреча на некоторое время отдалилась, так как Жорж отклонился от курса, дабы поприветствовать своего знакомца, который шевелил носом над бокалом с красным вином в отдалении он суеты вокруг шведского стола. Церемонные рукопожатия и слова, которых мы не слышим, но вполне понимаем и знаем наперёд, закономерно переросли в интеллигентные смешки, и двоица двинулась к нашему столику. "Как поживает старина Берингер? Всё так же плохо играет в кегли?" – "О нет, он вовсе бросил это занятие и сосредоточился на живописи. Да, всё всерьёз: кисти, палитра, холст. Правда, область его творческих интересов почему-то резко ограничена гражданской авиацией. Почему? Не знаю, не знаю. Возможно, в этом он ведёт себя как любой коллекционер-любитель. Самолёты, аэропорты, таможня, всё такое... Кстати, я только этой ночью прилетел из Женевы".

Они приблизились к столику, за которым, поджав ноги, сидел Чугуниевый и обнимал запотевший бокал, всё ещё почти полный после двух бравурных тостов, которые лица, приближённые к микрофону, провозглашали во славу Осы. Я помахал Жоржу рукой, и он в ответном жесте пошевелил пальцами, предложил человеку из Женевы присесть, сам опустился на стул и с интересом посмотрел в глаза обнаруженного беглеца. – Позвольте вас представить друг другу, – сказал он, – доктор фон Фюнер, профессор, – тот при этом учтиво кивнул головой, – и мой способный ученик, Чугуниевый. – Способный ученик почтительно поклонился и замер в ожидании. Г-н Павленко сделал для себя какие-то оценки и повернулся к фон Фюнеру: – Признаться, я несколько удивлён вашим участием в этом симпозиуме. Честно говоря, не могу представить, какие общие темы вы смогли обнаружить. – Жорж обозначил бровью большой вопросительный знак и потянулся к меню. – Друг мой, всё настолько связано, настолько переплетено. – Профессор говорил с небольшим акцентом, немного картавил, но в целом его русский был хорош. – Я не видел вас во время моего доклада. Меня пригласили рассказать о торговых марках. У нас в Европе это очень важный инструмент бизнеса. Люди регистрируют товарные знаки, чтобы защитить своё дело от конкурентов, внутри страны или на рынке двадцати пяти государств, причём сейчас в ходу знаки не только буквенные, но и цветовые (помните случай с цветом Magenta?), по шкалам Pantone и RAL, не говоря уже о графических. Мы испытываем затруднения с регистрацией вкусов и запахов. Как химик я понимаю, что запах определяется через химическую формулу и никак иначе, однако юристы требуют привести какую-нибудь шкалу. А вкус? Пускай он химически дефинируется только для жидкостей – но разве так мал объём рынка вин, пива или водки? Нет, этот рынок огромен. Почему нельзя защитить вкус водки "Октябрьская"? ведь любой пьяница отличит его от вкуса "Столичной". Наши бюрократы ссылаются на отсутствие шкалы, и бизнесу приходится защищать форму бутылки, вид этикетки. Кстати, молодой человек, – он обратился к Чугуниевому, – Что, по вашему, такое "Пушкин"?.. Нет, не великий поэт, что вы. В Германии почти все уверены, что это такой большой русский медведь, способный выпить ведро водки. А что такое "Чайковский"? Правильно, польская водка. Позор, конечно, однако такова сила рекламы, воля рынка. Со звуковыми марками тоже не всё гладко. Можно зарегистрировать мелодию в виде нот. Но уже с сонограммой могут быть проблемы: всем известен рёв льва с заставки Metro-Goldwyn-Mayer. Лев рычит уже более ста лет, и американцы сильно удивились, что у нас в Европе они не могут рядом с ним поставить значок "эр в кружочке"*. Есть ещё объёмные торговые знаки. Например, надписи на бутылках с ликёром для слепых, выполненные шрифтом Брайля. Есть осязательные, как, например, ощущения от захлопывания дверцы "Ягуара". Здесь всё – большие деньги, всё крайне серьёзно. У нас, кстати, государство старается отстраниться от этих забот, все конфликты – через суд, у кого больше денег, тот и выиграет. Не до шуток. И всё надо просчитывать. Вот у нас одна авиакомпания сменила торговую марку "Кондор" на "Томас Кук", вроде бы логично ожидая, что известное имя пойдёт на пользу. Что же в результате? Покупатель рассуждает: Томас Кук – англичанин, английские авиалинии – плохие. Фирма потеряла 50% рынка. Схожесть марок – крайне опасная вещь, ведь если обанкротится какой-нибудь "Сильвер капитал банк", то проблемы будут и у "Сильвер банка". Основа торговой марки, как известно, есть различительная способность. А у вас в последнее время стали попадаться совершенно невероятные товарные знаки, такие как "pochta", "mail", "freemail". Ничего более глупого в жизни не встречал. Кому это нужно? Ведь у них нет различительных признаков, это видно и слепому. Как можно такое допускать? Представляете, что мне сказали? Что где-то у вас домены регистрируют только при наличии торговой марки. Глупости совершенно удивительные. У нас домен важен, это инструмент бизнеса, но...

Монолог профессора перебило частое звяканье вилкой по бокалу, которым дядюшка Ау привлекал к себе внимание. – Дамы и господа! – Он взял микрофон в руки и обратился к публике: – Друзья!.. Наше общество динамично развивается, мы движемся в ногу со временем. Всё больше интересных идей, всё смелее наши планы. Как говорится, ubi nihil vales – ibi nihil velis.** Прожекты не должны быть голословными, поэтому так важны доклады, которые сегодня звучали. Ведь синтез без анализа невозможен, так же как и какой-нибудь писатель не может творить, если у него в желудке не булькает... мнэ... бутерброд. Я поднимаю этот бокал за людей, которые зрят в корень и делают будущее. За вас, господа!

Раздались аплодисменты и весёлый смех, переходящие в звон бокалов и сосредоточенное питиё. Но благостную картину нарушил Чугуниевый. Он стремительно поднялся и двинулся к дядюшке Ау, при этом громко произнося: – Нет, я этого так не оставлю! Мне галстук резали, и правильно делали. Третий тост должен быть за дам! – Он оказался перед оторопевшим дядюшкой, ухватил того за галстук и столовым ножиком на глазах у замершей публики аккуратно отрезал его половину. Поднял над головой на всеобщее обозрение, повертелся на месте, сунул трофей в руку пострадавшему и так же стремительно вернулся за столик.

Дядюшка Ау виновато улыбнулся и сдавленно сказал: – За наших прекрасных дам!

-----
* ® – зарегистрированная торговая марка.
** Где ничего не можешь, нечего и хотеть (лат.).