Дмитрий Королёв

БЕСЕДЫ С ЖОРЖЕМ

О ТРЁХ ВЕРШИНАХ

На замирающий город надвигалась тьма. Серые дома поодиночке и целыми кварталами, не пытаясь противодействовать или бежать, покорно отдавались во власть густеющего мрака, лишаясь неосознанной радости бытия, становясь частью безличия и растворяясь в холодном воздухе. Вечер сменялся ночью, и на месте угловатых громадин подобно крохотным светлячкам загорались огни – так люди, укрывшись в своих жилищах, сильнее вещей сопротивляются природе и некоторое время борются с темнотой, отгоняя её при помощи электрического света. Загорались звёзды.

Под окнами "Ромашки" отдыхали автомобили; такси барражировали вдоль тротуаров в поисках припозднившихся прохожих. Из кафе доносилась тихая спокойная музыка; "спи сладким сном, не помни о прошлом" – пел Армен Григорян. Чучельник смотрел перед собой, и от полированной поверхности его сапог отражалось тусклое свечение очнувшихся фонарей. Я стоял рядом, ощущая в его дыхании тонкий запах мартини с мятой, и делился недавними впечатлениями: – Всё же, как мало мы знаем наших знакомых, коллег и друзей! Признаться, я и сам имею некоторый опыт воздействия на людей, опыт разъяснений и убеждений, однако то, что проделывает Жорж, по моему скромному мнению, является просто мастерством. Чего только стоит его пассаж о трёх вершинах! Как он там говорит: "В долинах жизнь скучна, а на вершинах – смерть". – Меня переполняло восхищение поэтической полнотой образов, которые г-н Павленко употребил со столь утилитарной целью. Если бы не его увлечённость практической деятельностью и совершенное пренебрежение искусством!.. Однако Чучельник, явно не разделяя моего воодушевления, с удовольствием вдохнул широкой грудью хладеющий воздух и продекламировал: "Кавказ подо мною. Один в вышине...".* Он хохотнул и пояснил: – Говорю же, плохо вы знаете Жоржа. У него прекрасная память в силу известных обстоятельств и, помимо этого, действительно замечательные комбинаторные способности. Так что если нужно написать, допустим, письмо папе римскому, в текст помимо соображений, высказанных в буллах самого понтифика, пойдёт что-нибудь из специальной литературы и, без малейшего сомнения, непременные отсылки к историческим фактам в зависимости от предмета письма. Вроде того, что, скажем, в 1559 году Джин Эйомер, будущий епископ Лондонский, провозгласил, что господь бог – англичанин. Метод очень прост: нужно заинтересовать человека тем, что ему близко – предварительно изучив его досье – и затем, постепенно, логично расширяя круг охвата, подвести к черте, за которой интересы человека совмещаются с нашими. И помочь сделать осмысленный шаг в нужном направлении, но это уже дело техники. – Чучельник довольно притопнул сапогом по асфальту, почти освобождённому от снега дворником, сотнями прохожих и ленью белых туч. – Хм, – я мотнул головой, – поражаюсь вашей осведомлённости. Но по поводу Англии вы, похоже, немного увлеклись. Возвращаясь к вашим словам о том, что Британия обеспокоена оледенением, ожидаемым через сотню лет, должен заметить, что люди так далеко никогда не заглядывают, их интересует максимум ближайшие год-два. Кроме того, ну при чём тут Жорж со своими изделиями? – Мой собеседник, пожав плечами, сунул руки в карманы. – По поводу Англии всё достаточно просто. Как я говорил, тёплое течение из-за тающих льдов отойдёт от её берегов, и климат острова сильно изменится. Похолодает, и весьма основательно. Это, конечно, не заботит обывателей, по крайней мере, до тех пор, пока в пабах не замерзает пиво и в тумане не видно дрейфующих айсбергов. Но другое дело политики. Как это ни странно, им приходится заботиться о будущем страны. Нет, не потому, что обязывает честь или что-нибудь в этом духе. Просто в арсенале всякого политика должны находиться доводы и в свою пользу, и против оппонентов, убедительные сегодня и в ближайшей перспективе, причём особенности электоральной игры заставляют иметь аргументы неопровержимые, а ещё лучше – волнующие избирателя. Как бы фантастически это ни звучало, у настоящего лидера должно быть и такое решение проблемы климата как постепенная или даже форсированная адаптация населения. Тем более что последнюю можно преподнести как профилактическую прививку нации. Потом, не забывайте о военных – им нужны солдаты, надёжные и неприхотливые. Затем, собственно чистота генофонда, численность популяции и тому подобное – это уже забота правительства. Так что интерес к вопросу немалый, если разобраться. – Свет фонарей становился всё ярче, а город – всё темнее. Я ступил на бордюр и в задумчивости сделал несколько шагов вдоль дороги и вернулся. – Послушайте, товарищ Мигов, – я вспомнил, как он представился Сержу, – вот вы говорите – Англия. Но зачем же мотаться через Ла-Манш, когда всё то, о чём вы рассуждали, вполне сгодится и для наших условий, не так чтоб уж мягких. Тем более, учитывая тревожную демографию... – Чучельник, вяло махнув рукой на "товарища Мигова", тоже принялся разминать ноги, чуть притопывая и почти попадая в ритм песенки про "собачку, что бежит за мной", доносящейся из кафе. Он ухмыльнулся: – Только не забывайте, что между нашими культурами есть серьёзная разница. Англичане склонны к планированию и рационализму, а нам от планов и расчётов одно расстройство. О будущем мы предпочитаем лишь фантазировать, и вместо аналитических выкладок полагаемся на удачу, которая нас иногда и выручает. Поэтому уменьшение населения никого не заботит. – Он запрокинул голову, направляя взгляд не просто выше уровня воображаемых домов, но открыл его огромному чёрному небу. – Эх... а что за звёзды на Кавказе! Приходилось ли вам бывать в горах ночью?.. Три с половиной тысячи метров над уровнем моря, и над тобой – россыпи сияющих льдинок. Кажется, что можно до них дотянуться рукой. А на рассвете клубится туман, и вершины гор плывут в нём подобно айсбергам. – Он повернулся ко мне: – Что же, участие вашего Суркиса может быть полезным – таково моё мнение. Хотя он вовсе не бывал в Грузии, между прочим. Да, за полчаса в нашей организации о простом человеке можно узнать всё; на том и стоим.

Открылась дверь кафе, и сквозь нас прошла акустическая волна басов песенки про бегущую собачку, никак не желающую останавливаться. Что же, лохматый комок на четырёх ногах понимает, что стоит только это сделать, сразу станешь частью ландшафта. На пороге появился Жорж, а за ним – и Серж. Причём последнему через дверь оказалось сподручнее проходить боком – вероятно, из-за чрезмерного пристрастия к бутербродам. Г-н Павленко, подойдя на расстояние, достаточное для разговора, с довольным видом вынул изо рта тлеющую сигару и сообщил: "Ну что же, господа, нам предстоит небольшое, увлекательное путешествие". Он оглядел наши подмёрзшие фигуры и, входя под конус фонарного сияния, обернулся к Сержу и жестом пригласил его войти в круг нашего коллектива. Тот немного рассеянно, однако совершенно не колеблясь, приблизился к нам, поправив галстук и на ходу закуривая свои любимые сигареты – о нет, странная мысль изменить этой привычке у него не возникала вовсе. Г-на Суркиса вообще отличают деловитость и основательность, и уж если он когда-то выбрал именно этот способ долгого приятного самоубийства, то пересмотреть свою позицию он смог бы лишь по настоятельной рекомендации врача, обладающего силой внушения. Но если такие специалисты и существуют, то им до сих пор удавалось избегать тяжёлого взгляда нашего курильщика, на всякий довод требующего подробных разъяснений. Г-н Суркис произнёс: – Я только не понимаю, зачем куда-то ехать сейчас, на ночь глядя. Хоть Че Гевара и говорил, что "тот, кто устал, должен отдохнуть, но он уже никогда не станет настоящим революционером", однако же, господа, может лучше подвиг отложить на более подходящее время? А сейчас я бы выпил пива. – Чучельник удивлённо посмотрел на приверженца пламенных революционеров и пенистых напитков и заметил: – Я совсем не против, только попозже. Просто мне известно не одно такое дело, которое, если бы его довели до конца без отлагательства на утро, стало бы не просто свершившимся фактом, но существенным фактором истории, а не ещё одной неудачей на свалке брошенных затей. – Он категорически рассёк ладонью воздух, а я ему вторил: – В самом деле, Серж, поехали – там я знаю одно интересное местечко, и мы его обязательно посетим. – Г-н Суркис задумчиво молчал; Жорж направился к автомобилю. Любитель пива, вероятно, ценил в табаке каждую каплю никотина, поэтому вдыхал дым с особой тщательностью. – Ладно, сказал он, – в конце концов, чтобы спуститься с вершины, на неё сначала нужно подняться. Поехали.

Мы пересекали ночь в галерее фонарей, и от большой скорости движения огни будто вытягивались вдоль дороги, превращаясь в хвосты бесчисленных комет, а то и вовсе сливаясь в тонкие нити. "Ромашка" осталась позади, проводив нашу компанию равнодушным свечением окон. Г-н Суркис ехал за приключениями или, скорее, за необременительным развлечением, полезным, к тому же, для компаньонов. Я же ради этой пользы не должен был давать ни малейшего намёка на суть предстоящих дел, но в то же время каким-то образом занимать его внимание. Он поглядывал по сторонам, смутно различая витрины и плохо представляя себе город. Его непосредственность немного передавалась и мне. – Серж, а вы бывали в Грузии? – Так уж выходит, что можно годами нос к носу общаться с человеком, но совершенно не знать, был ли он в Грузии. – Нет, не приходилось, но я жил одно время в Азербайджане. Не слишком там весело, очень жарко, неважно с водой, бросается в глаза избыток азербайджанцев и почти каждое предложение заканчивается вопросительным словом "да?". – Я иронизировал: – Может, с водой там и плохо, зато нефти хватит ещё надолго. Вот кстати, по поводу нефти. Знаете ли вы, между прочим, откуда она вообще-то берётся, да?.. – Мой собеседник издал утвердительный звук. Я улыбнулся: – Речь, конечно, не о технологии геологоразведки, бурения скважин и транспортировки нефти по трубопроводам или в цистернах и танкерах, а о появлении её в природе. А это, что интересно, и товарищи учёные не знают наверняка. Основная их часть полагает, что нефть имеет органическое происхождение, то есть состоит из остатков жизнедеятельности биомассы, жившей в прошлые эпохи. Но другая часть считает, вслед за Менделеевым, что нефть – результат химических реакций. Второй вариант даёт ни много – ни мало, а подвижку в понимании происхождения самой жизни – ведь нефть имеет весьма непростое молекулярное строение, и чем она старше, тем сложнее структура молекул. И если совместить эту гипотезу с идеями Пригожина о диссипативных структурах, то вырисовывается очень симпатичная картина, а именно по поводу зарождения жизни на Земле и так далее. – Серж приблизился к моему уху. – Не знаю, что такое "диссипативная структура", но что касается "и так далее", то я сегодня читал интересную заметку. Группа учёных из НАСА полагает, что жизнь, признаки которой на Марсе практически обнаружены, а вы ведь знаете, условия для примитивных форм на красной планете терпимы, эта самая жизнь там есть, и занесена туда она с Земли, нашими исследовательскими аппаратами. Действительно, ведь первые зонды при запуске не подвергались полной стерилизации, как это делается сейчас. – Дорога была пустынна, ничто не мешало стремительному движению на западную окраину по проспекту, переходящему за городом в шоссе. Светофоры подмигивали теперь уже вечно-жёлтым невидящим глазом, а редкие автомобили либо неспешно обнюхивали остановки, где возможные пассажиры ещё надеялись дождаться последнего рейса тяжёлого регулярного транспорта, либо тоже не ограничивали себя в скорости и вонзались в ночное пространство. Я размышлял над тем, сколь многое в наших суждениях зависит от накопленных знаний. Ведь если мир состоит из вершин, ущелий и перевалов, то наше представление о нём – это сеть из горных троп и подвесных мостов; не догадываясь о существовании даже нескольких узлов, можно долго бродить вокруг да около, но так никогда и не добраться к цели. – Знаете, Серж, эти марсианские наблюдения весьма любопытны, однако носят отпечаток дефицита фактических сведений. А ведь не владея всей информацией, нельзя достоверно объяснить наблюдаемую картину. Кроме того, часто учёные настолько увлечены собственной темой, идеей, что как бы находятся внутри неё и не могут смотреть на проблему со стороны. Живой пример: недавно пробегала заметка, что статистически люди, с удовольствием ковыряющие в собственном носу и затем поедающие сию продукцию, отличаются крепким здоровьем и хорошим настроением. Исследователи интересуются химическим составом целебной субстанции, но посудите сами, что же здесь является действительной причиной: поглощение выделений носоглотки или, всё-таки, воспитание в сельской местности, наряду с пренебрежением к нормам публичной культуры отличающееся свежим воздухом, натуральной пищей и закалкой среди идиллических пейзажей?.. С другой стороны, слишком частные гипотезы – это осторожный шаг в неизвестное вместо смелого прыжка через пропасть, как сегодня тонко подметил Жорж. Так что о происхождении марсианских бактерий пока можно лишь строить догадки. Только ведь научный метод не рассчитан на противодействие со стороны объекта исследования. Ещё Эйнштейн говорил, что господь бог не злонамерен.** Поэтому в случае столкновения с последствиями действия разума, то есть когда учёные поймут, что природа их водит за нос, им придётся обратиться к арсеналу криминалистики. – Серж простодушно прокомментировал: – Я не понимаю, о чём вы говорите. О, мы уже на месте?

Г-н Павленко и Чучельник приехали раньше нас и уже поджидали у восточного хода, где мы и условились встретиться. Они стояли и сосредоточенно молчали. Впрочем, кто-нибудь посторонний мог бы расценить, что двое в конце трудового дня глядят на звёзды и вдыхают парящие льдинки в поисках гармонии с природой. Но это был не отдых и даже не передышка, а скорее глоток тишины за мгновение до начала решительных событий. Восточный подъезд к дому Жоржа отличался современным дизайном и больше походил на карликовый вариант центрального офиса какой-нибудь монополии, ещё не наученной деловой скромности. Мы двинулись внутрь, под козырёк синего стекла, в вестибюль, в светящуюся дымку высоких матовых ламп, подобно щитам крестоносцев, как обычно изображает кинематограф, развешанных по стенам. Ещё немного жмурясь от перемены освещённости, я увидел, как нам навстречу поднялся один из дежурных, вежливо поклонился и пригласил пройти. Хоть и принято считать, что малоэтажные здания не нуждаются в лифтах, архитектор дома г-на Павленко был иного мнения. "Вот если бы у каждого был свой персональный лифт..." – вдруг пронеслось в моей голове начало мысли, обещавшей стать занятным афоризмом. Мы совершили подъём и по коридору, стены которого вполне отвечали оформлению вестибюля, прошли в холл, где нас ожидали две девушки в передничках, а стол посреди помещения благоухал ароматом отменного – насколько позволяли мне судить квалификация дегустатора и опыт посещения этого дома – достойного пива. Трудно сказать, доставляют ли его непосредственно из Баварии курьером либо Жорж устроил где-то поблизости пивоварню, оснастив её и хитрыми технологиями, и честными технологами. Так или иначе, результат – похоже, лучшее, что можно произвести путём брожения зерновых, – светлое пиво буквально светилось изнутри благодаря выверенному размещению ламп и привлекало к себе внимание посетителей, в особенности, конечно же, г-на Суркиса. Девушки помогли нам снять верхнюю одежду, и мы, хоть недавно ещё были в кафе, с удовольствием уселись в кресла вокруг стола. Впрочем, в "Ромашке" пару глотков мартини позволил себе лишь товарищ Мигов (кем изволил быть Чучельник на момент знакомства с Сергеем). Каждый взял в руки бокал. Жорж произнёс: – Господа, нас ждёт интересное дело, требующее скоординированных действий, так что предлагаю начать его с объединения в едином порыве. – Он поднёс бокал ко рту, и все последовали его примеру. Впрочем, разом осушил бокал до конца только Серж, и ему тут же сменили пиво, пришедшее в негодность. Трое остальных компаньонов не нуждались ни в растормаживающих средствах, ни в его большом количестве. Мы смотрели друг на друга, перебрасывались ничего не значащими репликами и готовились к шагу в сторону от действительности. Время приближалось. Хозяин дома опустил руку на подлокотник, Чучельник утвердительно кивнул. Серж сказал: "Уф! Требуйте долива после отстоя пены!" – и бокал из его руки исчез вместе с холлом, девушками и городом, и мы оказались на белой заснеженной равнине.

"Ничего нельзя говорить, нельзя внушать своё видение, и тогда другой сможет увидеть проблему совсем иначе, и если повезёт, то между разными представлениями задачи возникнет брешь, вот в неё-то мы проникнем", – говорил я себе, глядя на обескураженного Сержа. Впереди высилась стена. Вокруг не было видно ни палаток, ни деревянных построек, ни стенобитных машин – ничего. Но если присмотреться, если только захотеть, то тренированный глаз мог бы приметить следы тщательной маскировки былого присутствия маленькой армии. Стена, подобная перевёрнутому фрегату, выброшенному на берег и обломавшему все мачты, заслоняла небо. Здесь было утро. Я взглядом указал Сержу направление перед собой, и мы пошли. Он уловил суть происходящего, всё ещё не понимая причин, и принял правила игры. Снежная пыль обнимала четыре фигурки, движущиеся к огромной скорлупе замкнутого мира, пробить физически которую было невозможно. Мы приближались, и туман у подножия стены расступился, сдуваемый дыханием вдруг возникшего ветра. Шаг за шагом, мы подошли. Вот она, поверхность барьера, вот он, кирпич на нашем пути. Ещё немного и следовало бы остановиться, но г-н Суркис, возможно, слегка на нас обидевшись за безобразное молчание, топал чуть впереди – и не собирался сбавлять темп. Он шёл, то и дело протирая очки, стёкла которых в тумане моментально запотевали, шёл, как будто не видя преграды, скрипя сапогами по остаткам щебня. Стена. Рука моя уже напряглась, чтобы уберечь его от столкновения, но Жорж схватил меня за локоть – и Серж шагнул вперёд, и провалился в стену.

Красная поверхность побледнела, задрожала, за ней стал проявляться лес и шагающая фигура покорителя преград, вокруг всё загудело, раздался хлопок – и будто взрывной волной нас бросило прочь. Я видел сверху в круге света зачарованный лес, огни тёмного города на востоке и последние лучи заходящего солнца на западе, затем огромную Землю, вдруг теряющую свои размеры – и наступила непроглядная тьма.

-----
* Первая строка из стихотворения А.С. Пушкина "Кавказ".
** "Бог хитер, но не злонамерен" – "Raffiniert ist der Herrgot, aber boshaft ist er nicht" (нем.) – изречение А. Эйнштейна, высеченное над камином в здании Математического института Принстонского университета.