США
- Теннесси и немного Флориды
Лететь почти сутки довольно утомительно – если, конечно, у вас нет в запасе всяких недодуманных мыслей. У меня их всегда в избытке, но то ли из-за турбулентности, то ли в силу привычки я по преимуществу спал.
Это интересная особенность организма – спать при малейшей возможности, выработанная за долгие годы перемещения по городу на общественном транспорте. Сейчас она, правда, иногда мешает – например, когда парикмахер увлекается фигурной стрижкой, или, что хуже, на совещаниях и, что совсем никуда не годится, за рулём.
Проснувшись в Чикаго, я с коллегой быстренько добрался до последней пересадки и в ожидании вылета принялся разглядывать хмурые окрестности. Город в окне был довольно мрачным, в полном соответствии с художественной правдой фильмов про Бэтмена. Небо было затянуто тучами цвета мокрого бетона, и по бетонным же дорожкам лил неторопливый дождь.
Сначала вылет задерживался на полчаса, потом на час, и это было ещё хорошо, ведь табло пестрело рейсами, которые были и вовсе отменены – вот ведь не повезло некоторым бедолагам! Побродив по терминалу и вдоволь наевшись бесплатных сухариков для жертв непогоды, во время очередного сближения с табло мы вдруг обнаружили, что отменён и наш рейс, и все рейсы на сегодня. Пришлось заночевать неподалёку от аэропорта. По правилам авиаперевозок США, нелётная погода считается форс-мажором, так что никаких компенсаций. Но, отдадим должное, сотрудники авиакомпании выражали нам сострадание и радушие, и даже выдали бомж-пакет с мылом и прочими средствами личной гигиены взамен оставленного багажа. Улетели мы ближе к вечеру следующего дня, а всего тогда было отменено более 600 рейсов.
Туалеты и дома
Наверное, первое, что поражает по прибытию в США, это разительное культурное отличие в области унитазостроения. И в аэропорту, и в гостиницах и, надо полагать, везде, уровень воды в американских унитазах значительно превосходит европейский. То есть, в отличие от в основном сухой внутренней поверхности у нас, местные унитазы всегда где-то на треть наполнены водой, и первая мысль новичка – ну вот, канализация засорилась, а ёршика-то и нет.
А второе поразительное явление – это незамысловатая архитектура. Американские дома, во всяком случае в Теннесси, – сплошь одноэтажные коробочки, в стиле, так сказать, баракко, то есть самой простой ящикообразной формы.
Особенность в том, что жилище не замыкается в коробочке. Со стороны фасада – всегда лужайка и, надо сказать, никаких заборов. Есть бек-ярд, то есть задний двор, отгороженный от соседей, с личным пространством и, может быть, садиком с морковкой, а со стороны улицы – ничего похожего на наши выставки металлоконструкций или серый бетонный забор.
Даже на кладбищах нет никаких оградок; есть только аккуратные надгробия и чисто подстриженная травка, в отличие от принятого у нас символического переноса на царство мёртвых деревенских обычаев конца XVII века. Местные говорят, что если где-то иногда и есть заборы, то это друг от друга отгораживаются приезжие из наших краёв (тут хочется возразить, что наши бы начали с пятиэтажек, а закончили бы крахом всей системы). Газон же, переходя от соседа к соседу, от жилья к обочинам, тянется и тянется вдоль дорог, умудряясь всегда быть выстриженным и свежим даже на крутых склонах и вдали от поселений.
Многие наши города, как и способ их организации – продукт индустриальной эпохи, требовавшей большой концентрации людей в производственных центрах. Эпоха прошла, миновал и расцвет нашей цивилизации, и вот мы живём в пост-апокалиптическом мире, где можно было бы всех расселить по автономным деревням – но люди жмутся друг к дружке, и многоэтажные «человейники» ширятся и растут. А в Америке жилых высоток, если не говорить о совсем уж мегаполисах, не наблюдается, и даже те несколько зданий в три-четыре этажа, что есть в Нэшвилле, на улице с названием Бродвей, если и были когда-то апартаментами, то сейчас отданы под центры шумных развлечений.
Хонки-тонк
Кстати, припарковаться в этом районе – целая история. Все парковки либо платные, либо приватные, с которых любое незаконное авто будет эвакуировано быстро и без церемоний. Так что, забравшись в эти края по окончанию рабочих будней, покружив по окрестностям, мы не стали рисковать и остановились на Gay Street, неподалёку от Dick Pub, с завлекающей вывеской «Shame of Nashville». Для тех, кто хоть немного знает английский, пикантность ситуации понятна, а для тех, кто не знает, лучше и не переводить.
Чем ближе мы приближались к Бродвею, тем сильнее сотрясался воздух от музыкального шума. Концентрация людей была такой, что вокруг как бы сами собой образовывались магазинчики; даже уличным музыкантам кое-что перепадало из блуждающих, как заряд электричества, финансовых потоков. Барабанщик, использовавший в качестве инструмента мусорное ведро, исполнял ровно одну композицию, но поскольку прохожие не слишком задерживаются, этого вполне хватает, чтобы их заинтересовать и получить с них какую-то мелочь в оплату. В нескольких сувенирных лавках была типичная локализированная продукция чайнапрома; из американских товаров можно было найти разве что весьма недешёвые шляпы. Отовсюду грохотало.
Мы зашли сначала в одно заведение, потом в другое. Было то неуютно, то слишком уж обыкновенно. Наконец, добрались до одного хонки-тонк-бара с американскими народными песнями в стиле рок. Публика подпевала фронтмену и фронтвумену; басист держался особняком и был одет в подобие килта. Слова я понимал со второго на третье. В момент, когда я отвлёкся на официантку, ведущий объявил, что сейчас нам споёт один хороший парень. Откуда ты, дружище? Из Северной Каролины. А зовут-то тебя как? А вот так-то. Ну спой что-нибудь. Окей! Молодой человек с причёской в стиле 70-х, при очевидном сговоре с музыкантами, но очень натурально дождался первых аккордов и запел, да так, что его репертуару кинематографического Элвиса Пресли публика подпевала и аплодировала ещё живее, чем штатным исполнителям; да я и сам подпевал, насколько мог, не зная ни слов, ни мелодии. Это было лучшее, что я слышал в Америке, не считая одного диалога в пещерах Чаттануги.
А дело было так.
Руби фоллс
Нэшвилль, конечно, город интересный, и вообще столица штата, но когда начинаешь смотреть, где бы провести время на выходных, то обнаруживается, что типичный отдых местных жителей – это шоппинг в одном из торговых центров (кстати, тоже малоэтажных) или поездка на природу. Последнее обычно связано с прогулкой на катере, каковые, кстати, стоят здесь недорого и продаются в тех же торговых центрах вместе с лафетом. Для приезжих есть несколько музеев: псевдо-парфенон, где самое интересное – это выставка местных художников (мне понравились современные картины на стекле в несколько слоёв, чем достигается трёхмерный эффект); ещё музей – коллекция ретро-автомобилей, где можно, при желании и умении, проследить техноэволюцию (в частности, дворника лобового стекла: сначала его не было, а потом какое-то время механизм на рейке нужно было двигать вручную). Ничего подобного старой европейской архитектуре, где можно побродить по средневековым улочкам: во-первых, средневековья здесь не было, а во-вторых, в силу климатических, исторических и культурных обстоятельств строят здесь в основном так, чтобы можно было в любой момент всё бросить и переехать на новое место. Я исследовал карту и обнаружил, что к западу от города вообще ничего нет, кроме таких же однотипных домиков и посёлков; ну вот разве что «Миссисипи, мать родная» – да и то, наша Миссисипи осталась в книжках, вместе с Томом Сойером и Гекельберри Финном, а в действительности кроме желтоватой воды там смотреть не на что. Все развлечения Теннесси находятся в районе Чаттануги. Это, между прочим, то самое место, про которое поётся в знаменитой песенке из фильма «Серенада солнечной долины». Тут тебе и национальный парк, и кладбище поездов, и, собственно, Руби фоллс, то есть подземный водопад, названный в честь некоей Руби, о которой можно многое узнать в ходе экскурсии, но знание это вам никогда в жизни больше не пригодится, и вообще, историей подземелья, с индейцами и паровозами, сейчас всякий может просветиться в два клика, так что мы на этом задерживаться не будем.
Люди, подолгу живущие в горах, имеют расширенную грудную клетку и облегчённые кости. Персонал подземного водопада, соответственно, должен был бы иметь суженные плечи и тяжёлый корпус. Экскурсоводша, в целом, соответствовала данному предположению; она хорошо вписывалась в экосистему несмотря даже на слегка чрезмерную упитанность – но мы не вмешиваемся в такую деликатную область как вопросы меры.
Коммерческая эксплуатация пещер отлично организована, всё работает как часы, от лифта до иллюминации, не исключая и гидов. Группы туристов делятся на два типа: только идущие к цели и так называемые выжившие, которым надо уступить дорогу, прижавшись к стене. Периоды, когда группа ожидает встречного движения, заполняются выступлениями экскурсоводов, как содержательными, так и вот такими: «Этот сталагмит, так называемая Слоновья нога, по моему мнению, более точно могла бы называться левой задней. Почему, спросите вы? Потому что она находится слева и сзади».
В одну из таких пауз мы узнали, что после того, как исследователи пещер докопались до водопада и озёр, там были обнаружены совершенно слепые существа – они прожили в темноте тысячи лет и утратили зрение в силу эволюции.
– Эволюции? – вежливо поинтересовался стоявший рядом дядечка. – Напрасно вы произносите это слово, с таким здесь не все согласятся.
Дама тут же извиняется и говорит, что имела в виду, конечно же, совсем не то, что эволюция, и поход продолжается.
Сам по себе водопад – штука интересная, со звуковыми и световыми эффектами, но на его обозрение нужно не более пяти минут, и наша группа тут же превращается в выживальцев, идущих на выход.
Экология с экономикой
В Теннесси – сухой и жаркий климат, но в помещениях работают кондиционеры, да так, что, например, в офисе без пиджака долго не усидишь. За экологией, видимо, следят, поскольку, скажем, бензин, который у нас 95-й и всё равно воняет, здесь вполне себе 83-й, и никакого неприятного запаха не имеет, так что такой элемент гардероба как рубашки, которые дольше одного дня в наших краях не проносишь, в Нэшвилле вообще не пачкаются.
Между городами американцы перемещаются на автомобиле или при помощи авиации. Дороги здесь широкие и хорошие, а самолёты летают как междугородные маршрутки. Где-то в стороне от человеческих глаз функционирует и железная дорога, но только для грузов и, вероятно, имеет второстепенное значение. Говорят, что всему виной мощное лобби нефтяных магнатов.
Несмотря на то, что авиация – штука недешёвая (так, билет из Теннесси во Флориду по цене сопоставим с межконтинентальным перелётом), в аэропортах здесь столько же народу, сколько и у нас на вокзалах. Всё ещё лучшая в мире экономика работает, и понимаешь, что нам такое, увы, не грозит.
Интересно, конечно, порассуждать, каков был бы мир, если бы авиационно-керосиновое лобби не победило. Но это почти то же самое, что рассуждать о мире без нефти или даже без Америки, однако это слишком большая, хоть и перспективная, но всё же отдельная тема.
Добавим только по части экологии, что дорожные столбы – во всяком случае, здесь, в срединной Америке – деревянные. Говорят, под натиском ураганов они ломаются и падают, но аварийные службы на то и нужны.
Мексиканский залив
В Тампе, где, между прочим, действует туристический сбор, причём он тем выше, чем дольше турист здесь находится, мы были с кратким рабочим визитом, так что на изучение города времени особо не было. Здесь Мексика близко, слышна латиноамериканская речь, меню в ресторанах дублируется на испанском, и даже в киосках самообслуживания в аэропорту предлагается выбор из двух языков. Так что ужинать мы отправились в мексиканский ресторан.
Еда была обыкновенной мексиканской, но что особенно понравилось, так это гуакамоле, которое готовили из авокадо и прочего прямо у нашего стола. Пришлось даже повторить заказ. А в качестве небольшого презента каждому подарили по сувенирчику в виде маленького, размером с полспички, бумажного человечка, в которого надо перед сном выдуть все свои неприятности, и он с ними справится.
Помимо обязательной программы, было у нас ещё одно важное дело – искупаться в Атлантике, пусть даже это Мексиканский залив или, прямо говоря, Тампа бэй. Кроме недостатка времени была ещё одна проблема – отсутствие плавок.
Пришлось отправиться в шоппинг-молл, найти нужный магазин. И вот мы перед секцией с плавками. Мой коллега нашёл самые дешёвые, за 5 долларов, и пошёл дальше, а я застрял. Эти, которые по 5, мне не нравились. Которые получше, стоили 18. Точно такие же, как оставленные в Нэшвилле – 25. Платить больше не хотелось. Я примеривался то к одним, то к другим, перебирал модельный ряд из начала в конец, неоднократно возвращаясь к отвергнутым вариантам. Не могу назвать себя нерешительным, но в этот раз произошёл какой-то сбой, минут на двадцать. Благодаря мучительному выбору я даже начал немного понимать женщин, но победил рационализм. За 5 баксов.
Купаясь в море, экспериментально опроверг предположение коллеги, что вода здесь пресная, а зайдя в бассейн отеля, тем же способом выяснил, что вода, хотя и тяжелее привычной бассейной, совершенно не солёная. Оказывается, давно известна технология очистки воды, разлагающая соль на ионы хлора и прочие элементы. Хлоргенератор потребляет немало соли, а сюда она поставляется вместе с водой, из океана. Как следствие, можно плавать хоть без рук, хоть без ног, хоть баттерфляем, хоть Путиным.
Культурные различия
Уровень улыбчивости, приветливости и обходительности неуловимо связан со свободным обращением оружия. Любой гражданин может зайти в магазин и купить пистолет или ружьё. Born free.
Манера улыбаться носит всеобщий и повсеместный характер. Всякий случайный встречный обязательно скажет вам либо sorry, либо excuse me – эти идиоматические выражения переводятся приблизительно как «сегодня дивная погода» или «радости от встречи с вами просто нет предела». Улыбаются и местные, и приезжие, коллективно являя собой внешний облик советского человека, каким мы его можем видеть на агитационно-пропагантдистских плакатах середины прошлого века, но что интересно: тот же самый аэропортный люд, излучавший обаяние и радушие в Чикаго, по прибытию в Мюнхен становится сдержанным и строгим, а по достижению нашей многострадальной родины начинает смотреть друг на друга в лучшем случае как на пустое место.
Впервые попадая в США, внезапно понимаешь, что твой английский не очень-то и хорош: ему не хватает обиходной лексики и бытовой практики. Например, периодически у тебя просят показать ID-карту (достаточно водительских прав; паспорт их тоже устроит, хотя и вызовет некоторое недоумение). Это может случиться при регистрации в отеле, на кассе в магазине или в кафе, чего поначалу никак не ожидаешь. Всякий кассир, продавец или официант так и норовит с тобой заговорить на произвольную тему, а у тебя всего-то и тем, что по работе да около неё.
На заправке одна дама, услышав несколько наших фраз между собой, заинтересовалась, отчего это лица вполне нормальной американской внешности говорят на странном языке, и вежливо спросила, мол, откуда это мы – видимо, не местные, правда? Так и есть, говорим, а наш непонятный язык – русский. Дама делает удивлённые глаза, как будто встретила Боширова с Петровым. Потом улыбается, конечно (между прочим, я замечаю, что с зубами у неё непорядок, и припоминаю, что у одного официанта, в наколках и с дредами, тоже не хватало зубов).
Дамы носят облегающее и обтягивающее, почти без исключений и без оглядки на комплекцию. Люди в джинсовой одежде практически не встречаются.
Хоть попадается немало граждан спортивного вида, в массе своей народ довольно упитан. Поначалу смотришь на них как на страдающих ожирением, потом привыкаешь и к виду, и к их манере держаться вполне расковано и счастливо как к новой нормальности, а когда возвращаешься в наши края, то уже наши люди кажутся жалкими доходягами, сохнущими от недоедания и непосильной тяжести бытия, как население Северной Кореи в роликах CNN.
Socks juice
И у Фолл Крик Фоллс, где мы купались в водопадах, и по дороге в Атланту, куда мы катались посмотреть на белух, дельфинов и морских котиков (кстати, как въезжаешь в город – так сразу вздыхаешь: ну наконец-то хоть что-то похоже на милые сердцу высотные Осокорки), и в других поездках мы заезжали в «Старбакс». Это мировая сеть кофеен, пока ещё не добравшаяся до нашего отечества – в основном, вероятно, из-за климата: собственно, кофе там не очень, но вот прохладительные напитки – в самый раз. Потягивать фраппучино из мокки с дроблёными печеньками настолько приятно, что вызывает привыкание, и я даже, возвратившись домой, не раз испытывал лёгкий приступ старбаксофилии.
Но вообще приличного кофе здесь выпить негде. То, что наливают в гостиницах и офисах под этим названием, сильно разбавлено водой. Привычного чая тоже, увы, нет. Когда я всё-таки сумел выжать из автомата нечто, напоминающее эспрессо, коллеги наперебой стали интересоваться, хорошо ли я спал и так ли уж мне нравится послекофейный тремор. Надо отметить, что сами коллеги, приняв стакан-другой кофейного раствора, переходят на чистую воду. Я даже подумал, что это хорошо и правильно, и самому в Америке надо поступать, как американцы. Но к практическим действиям так и не перешёл.
ПДД
Как выглядят американские дороги? В общем, как немецкие, только шире, и асфальт постелен на бетонную основу. Есть ряд отличий в разметке и знаках – ничего сложного, мне только и нужно было, что освоить пересечение разных комбинаций из жёлтых линий да успевать читать надписи.
Другое дело скоростной режим.
Ездят здесь по правилам, подкрепляемым системой штрафов и незаметными полицейскими машинами. Никто из местных не превышает скорость, едет свои 40 миль в час, намертво заняв полосу и преспокойно игнорируя стремительно приближающееся сзади транспортное средство. А ведь в нём сидит человек, освоивший вождение на автодроме под Киевом и приученный выжимать из машины максимум.
Американцы жалуются на пробки, но ничего похожего на ежедневное стояние у нас я у них не видел, да и вообще, тут сама страна - как после долгих странствий домой вернулся.
Заключение
Обычно я стараюсь тратить время не просто с пользой, но и с дополнительным творческим эффектом, однако в этот раз сработал категорический императив Канта в интерпретации графа Толстого: «Можешь не писать – не пиши». Не писалось мне ни в самолётах, ни в отелях, ни в автомобиле, но зато вертелось головой и смотрелось по сторонам.
Видел я многое, но, пожалуй, самым философским наблюдением, хоть и без всяких выводов, было то, как у дороги стая грифов не спеша клевала труп лисы.