ФОРОС
- Ещё один способ отдыхать на море
Природа, как могла, сопротивлялась, но возможности её, в сравнении с желанием человека вырваться на майские куда-нибудь на неё же, невелики, и вот мы собрали вещи, в последний раз глянули на неутешительный прогноз погоды, которому, конечно же, разумные люди верят не до конца, нырнули в поезд и, промучившись ночь, вынырнули в Крыму.
Таксист Мустафа, который для солидности представился ялтинцем, был весьма любезен, рассказав, что в Симферополе есть неплохой ботанический сад, но пока там делать нечего, купаться жители города ездят в Алушту, но ещё рановато, а река Чурук-су, которую мы пересекаем по дороге в Форос, по-татарски значит «гнилая вода».
Мы поселились в довольно приличной квартире с видом на море, обследовали окрестности на предмет где бы чего поесть, договорились об утреннем походе, чтобы после обеда можно было открыть купальный сезон, и, в предвкушении всего, отправились досматривать сны.
Утром вид за окном решительно переменился: из-за сильного тумана единственное, что можно было рассмотреть хорошо, это был ртутный столбик термометра, застывший на отметке в восемь градусов номинального тепла. Так что пришлось отложить плавательные планы и достать из чемодана вещи, которые обыкновенно путешествуют на всякий случай и возвращаются домой нетронутыми.
Мы поднялись на автомобиле к началу маршрута, у Форосской церкви, которая стоит на приличной высоте и была воздвигнута, как со знанием дела объяснил инструктор, в ознаменование чудесного спасения Александра II в железнодорожной катастрофе под Харьковом. Любопытно, что накануне мне рассказывали несколько иную, более народную версию: мол, у императора понесли лошади, и остановились только у самого обрыва – надо полагать, зачарованные открывшимся видом. Что там говорить, я бы и сам зачаровался: и море, и посёлок, и вообще всё, что бы там ни было, покрывала сплошная облачность, не доходя до нас нескольких метров. Когда мы поднялись ещё выше, уже на своих двоих, церковь оказалась как будто плывущей в клубах тумана, и было в этом что-то совершенно фантастическое. Мне вспомнился «Солярис», а Никите Михалкову можно рекомендовать это место для съемки православных чудес.
Инструктор опытным глазом выделил отряд активистов-пионеров и стал нас гонять с одной вершины на другую, а группу с дядей-тяжеловесом, который с высоты напоминал неторопливый линкор, вполне равнодушный к волнению местности и предпочитающий перемещаться сугубо по горизонтали, отправил по грунтовой дороге, напрямик.
Семьсот метров над уровнем моря не требуют ни кислородной маски, ни специальной подготовки. Запах цветущих ирисов и лаванды, чай из чабреца и удивительные виды недоступны только двум категориям людей – снобам и лентяям, потому что сюда, благодаря обилию можжевельника, роща которого, как известно, способна питать кислородом стотысячный город, легко поднимаются и «сердечники», и пенсионеры. Подъёмы проблем не составляют. Но вот спуски – дело другое.
Побродив по плато и спустившись в лес, мы должны были воссоединиться с группой горизонтальных туристов, но как-то промахнулись и, предоставленные сами себе, стали искать. Остроты ощущений добавляло отсутствие мобильной связи. Углубившись по дороге в заповедный лес, я, бегущий впереди в роли невольного Сусанина, закономерно первым наткнулся на заповедного лесника. У него такая работа: стоять со своим уазиком на пересечении дорог и сшибать с туристов деньги. Перед ним уже стояла группа с рюкзаками и палками-ходилками, и он значительно показывал им своё удостоверение. Нас он тоже остановил предупредительным жестом руки.
– Откуда идёте? – строго спросил он.
– Из Фороса.
– А кто у вас старший? – ещё более строго спросил он, глядя поверх голов.
– Так это... Виктор Иванович.
– Ах, Виктор Иванович? – он неожиданно расплылся в улыбке. – Ну, так догоняйте его!
Догоняли мы минут десять, пока тревога не вселилась в сердца некоторых пионеров. Места и в самом деле становились какими-то полудикими, и было понятно, что наш сугубо горный поход не должен пролегать по маршруту всё более лесному. Я увидел туристов на привале и, поравнявшись с ними, пообщался. Выяснилось, что никакой группы с детьми и широкоформатным дядей они не видели, а путь их лежит к Чёртовой лестнице.
Учитывая, что мы не сходили с основной дороги, у меня возникли вопросы к леснику, и мы решили вернуться. Лесник подтвердил, что инструктора видел, и ждёт он нас, скорее всего, у Шайтан-мердведа. Ну, говорит, у Чёртовой лестницы, это вон туда.
Так мы потерялись и нашлись. Спускаться было занятно. Лестница, вырубленная из камня, состоит не то чтобы из ступеней, скорее из уступов, но по ней местами можно просто идти. Один раз я свернул куда-то не туда, и чуть не присоединился к команде альпинистов. Добравшись до подножия горы и вернувшись в лоно цивилизации, мы некоторое время ещё наблюдали за скалолазами на верёвках, а я мысленно наградил себя значком туриста: это был мой первый горный поход.
День за днём у нас сливались в одно непрерывное путешествие. Когда мы решили сделать небольшой перерыв и вместо гор отправились в Алупку для ознакомления с Воронцовским парком, то нашли, что в Форосе парк уступает последнему разве что по части лебедей, но зато выгодно отличается отсутствием антропогенных запахов. Между прочим, в одном из ресторанчиков, где мы остановились перекусить и согреться, у столика неподалёку, за которым обедало двое, буколически собрались две кошки и одна собака, молчаливо наблюдающие за движением рук и челюстей, а у нашего столика появился кот с разноцветными глазами. С котами там вообще что-то странное: одного я видел сидящим на сосне; кроме того, выработав привычку ходить и добравшись пешком до Симеиза, там мы с удовольствием посмеялись над покорителями пляжной горы Кошки.
Тогда же я узнал от водителя маршрутки, что лучший пассажир – это пассажир, бегущий за автобусом.
В один из дней, проходя под горой Парусом, я встретил одноклассника, которого не видел лет двадцать. Пообнимались.
Как-то раз поднялся сильный ветер, по всем средствам связи нам передали штормовое предупреждение, и вместо похода мы отправились в баню. Я вспомнил спортивное детство и с удовольствием сидел и в парилке, и в ледяном бассейне. В детстве, когда я занимался в секции вольной борьбы при одном заводе (соответственно состоя в обществе «Трудовые резервы»), в том же спортивно-оздоровительном комплексе была сауна. Нас туда периодически пускали, и в бассейне мы чего только ни вытворяли, но однажды, когда я делал сальто назад с бортика, этот самый бортик пронёсся мимо моего носа буквально в миллиметре. Я нисколько не испугался, но прыгать так отчего-то перестал. Так что и здесь, в бане, я отнюдь в бассейн не прыгал, тем более что с непривычки мимо него, из-за его некоторого недостатка в размерах, можно было вообще промахнуться.
В предпоследний день мы ходили по направлению к Балаклаве. Особо запомнились жёлтые цветочки, которые лучше не рвать, потому что они слегка ядовиты, медуница, о которой знает всё каждый, кто в детстве бывал в лесу, а также мальчик Миша. Родители снабдили его провизией и водой, так что он довольно часто останавливался на содержательный перерыв. Когда мы развели костёр и кипятили чай, Миша, чтобы взрослые о нём не переживали, сообщил, что у него есть сосиски. Я научил его искусству жарить сосиски на палочке, но искусству делиться учить не стал, отложив, если придётся, до следующего похода. Так что Миша ещё долго забавлял нас индивидуальным поеданием йогуртов и бутербродов, а также постоянным общением по телефону. С Серебряного пляжа нас эвакуировала моторная лодка. В море, пока окончательно не стемнело, можно было видеть немало медуз.
Что касается купания в море, то искупался я лишь однажды, да и то не целиком, а частично, левой туфлёй.
Уезжали мы через Севастополь, попав с утра на самый настоящий военный парад, посвященый Дню Победы. Севастополь – город русских моряков, и потому неудивительно, что колонны в основном состояли из морских офицеров. Надо сказать, что мой дед служил в морской артиллерии и, между прочим, принимал участие в обороне Крыма, так что его кортиком я игрался в детстве. Не хочу никак отзываться о причудливости офицерской формы, но тут мне было крайне забавно смотреть, как у серьёзных дядей кортики болтаются чуть повыше колен на подтяжках. По окончанию парада мы бродили по городу, фотографировали корабли – кажется, я видел некоторые, принимавшие участие в пятидневной войне с Грузией, – а Нахимова я узнал со спины.
Природа уже не сопротивлялась. Становилось теплее. Расцветала сирень.