Дмитрий Королёв

26 ноября 2009

ЦАРЬ

  • Рецензия на кинофильм

На днях наша Лаборатория интеллектуальных препараций устроила выездное заседание по случаю фильма Павла Лунгина «Царь». Присев на кресла новенького кинотеатра в бывшем флагмане машиностроения «Большевик», мы с ходу погрузили свой ментальный скальпель в ткань видеоповествования.

Не прошло и нескольких минут, как нам попалась первая находка: г-н Мамонов, первоначально одетый в простое рубище, оторванный от истового моления необходимостью выйти к собравшемуся во дворе народу, идёт и по пути, с помощью специальных людей облачается в одну за одной одежды, преображающие его в царя всея Руси. Шествие сопровождается нарастающим звуком несложной мелодии, отдалённо напоминающей марш Д’арта Вейдера. Вся сцена, таким образом, представляет собой категориальный переход из так сказать добра в так сказать зло в рамках одного человека. В действительности, люди совершают подобные переходы мгновенно и чуть не каждую минуту сообразно обстановке, но для отображения этой идеи в фильме нужны выразительные средства. То, что можно было в полной мере передать этой сценой, авторы посчитали нужным для вящей доходчивости разворачивать и повторять в разных формах на протяжении всего кинофильма. Что, в общем, всё равно нельзя назвать чрезмерным: для того же самого Джорджу Лукасу понадобилось семь частей эпопеи «Звёздных войн», а Павлу Лунгину удалось уложиться в два часа.

Отдельный интерес представляет собой диалектическая противоположность царя – митрополит, которого играет Янковский, одетый в бороду профессора Преображенского. Уж он-то творит добро без оглядки, не гнушаясь мелкой лжи и хитроумных козней. Вначале, когда этот друг детства Ивана Грозного только едет в Москву на место сбежавшего предшественника, он появляется в смиренном хип-хоповском капюшоне. И уже только потом, когда его возводят в сан, надевает нечто вроде сообразной моменту величественной шапки Деда Мороза. Понятно, бороде профессора больше всего бы пошёл каракулевый «пирожок». Но тогда ещё, увы, не был взят под отеческую длань царя Российского Кавказ, где означенный каракуль произрастает.

Третий выразительный персонаж – Малюта Григорьевич Скуратов, уважаемый государственный деятель (по части заплечных дел) и, оказывается, к тому же несчастный отец ребёнка, страдающего хромотой. Малюта, само собой, служит злу, но и здесь виден неизбывный диалектический дуализм: его доброе сердце измучено любовью к сыну, и он готов даже ослушаться воли царя, чтобы только митрополит, который к концу фильма, заточённый в каземате и вследствие этого обретший святость через чудо голодания и жажды, исцелил малютку. Митрополит, конечно, ничего такого делать не стал, дабы зло было хорошенько наказано. За это обрёл не только святость, но и незамедлительно был отправлен на небеса.

На одном из особо кровавых эпизодов, в соседнем ряду зарыдала барышня. Да, время тогда было тяжёлое. Между прочим, Иван Грозный в кинокартине изображён с единственным зубом. Я, как человек стоматологически подкованный (на несколько зубов), не могу не посочувствовать, но как беспристрастный учёный лишь замечу, что этот Иван Васильевич на Буншу (из фильма Л. Гайдая) не похож.

Далее идут персонажи второстепенные. Яркими красками кинохудожник рисует поляков, наседающих на Русь. Мы видим их только в одном эпизоде, но зато в каком! В латах и жупанах шляхетное войско будто заехало в гости из фильма «Огнём и мечом», и я даже невольно стал искать глазами пана Володыевского. Враги повсюду. Ляхи берут пограничные города. В конце концов, царь не выдерживает и, примерно как в 1937-м, приказывает казнить воевод. Об этом узнаёт митрополит и на некоторое время прячет их у себя. Потом царь их всё же забирает, митрополит впадает в немилость, а доблестные полководцы препровождаются в руки Малюты. Который, между прочим, демонстрирует чудеса убеждения словом: «Смерть – она неизбежна, а вот муки – бесконечны». Воеводы, не жалевшие жизни в бою, не жалеют её и теперь, оговаривают себя, признают агентами польского короля и выбирают смерть быструю и лёгкую.

Ещё одна группа товарищей, отчего-то показанных совершенно неприглядно, – это опричники. Я бы на месте ФСБ поинтересовался, почему же, отчего так.

И последние по порядку, но не по значению – это монашеская братия, вопреки указанию Малюты похоронившая митрополита во храме. Монахам грозит неминуемая казнь, и они предпочитают самосожжение, с песнями и молитвами. Видимо, РПЦ не пускает дело пропаганды на самотёк.

Теперь детали. Не могу сказать, что я был удивлён приятно, когда осознал, что мне придётся два часа кряду взирать на мельтешение кадров с частотой 50 герц. К тому же, некоторые граждане, расположившись по соседству, принялись жевать и вонять попкорном, будто они находятся на вокзале, и другого развлечения у них нет.

Видимо, в качестве бонуса к фильму приложили сюжетец с хорошо знакомым публике финном из «Особенностей национальной охоты». Здесь он – надо полагать, от царских щедрот – неслабо растолстел. Его называют немцем, хотя по-русски он говорит вполне сносно. Его любимое занятие – мастерить пыточные механизмы для увеселения царя. Разнообразные давилки, крутилки, молотилки... Нашему младшему научному сотруднику (в ноябре стукнуло 13 лет, между прочим) больше всего понравились весёлые качели с кольями, торчащими как продолжение платформы. Раскачавшись, как следует, качельки накалывают государевых преступников, как вермишель на вилку... Таким образом, мы видим, что всё зло привнесено на землю нашу иноземцами.

Досмотрев кино, мы переместились в кафе, где пили капучино и играли в воздушный хоккей. По не слишком бурному обсуждению выяснилось, что все, кроме меня и нашего МНС, которому, в общем-то, всё нипочём, ожидали от фильма некоего историзма, а получилась нравоучительная история.

Вот, собственно, и всё, что я имею сказать по этому поводу.