Дмитрий Королёв

БЕСЕДЫ С ЖОРЖЕМ

О ТЯЖЕСТИ СЛЕДОВ

За стеной послышалась музыка, заблудившаяся во времени – сперва со стороны бара влетели басы электрогитары, отмечая ритм и заставляя подрагивать посуду на столе, затем экспрессивный саксофон, напоминая старые добрые гудки парохода и придавая мелодии объём, принялся раздвигать корпусом воздух – и послышался ностальгически знакомый, напористый голос:

     "Как для геолога карта,
     Как для пилота штурвал".

В мыслях пронеслось: "Обычно музыка, разорвав пуповину, связывающую с породившей её эпохой, становится общей для всех будущих поколений. Если прочие виды искусств апеллируют прежде всего к разуму человека, к его текущим представлениям о мире, будь то философская система или взгляды на идеалы красоты, то музыка не затрагивает аналитических способностей мозга, а просто звучит в человеке. С той оговоркой, что для восприятия сложных форм необходим, всё-таки, некоторый навык, определённый уровень развития человека – и, возможно, в случае декаданса планетарного масштаба, музыка последней будет удерживать человечество от окончательного погружения в мир животных. Однажды извлечённая из морфологической машины звуковых сочетаний, мелодия в чистом виде проходит сквозь века в абсолютной неизменности, как открытие, которое невозможно закрыть. Мы через тысячелетия слышим ритмы древних греков, сквозь бездну истории понимаем бой барабанов последних дикарей. И только слова наделяют музыку возрастом и подчиняют времени – слова и другие следы уходящих дней. Появившись из хаоса, музыка живёт внутри социума до тех пор, пока хоть что-то из вещества, составляющего её тело, ощущается людьми подобно записям на полях календаря, согласуется с биением сердца. Лишь затем, когда и если со старением своего тела она сама не уходит в небытие, тогда, освобождаясь наконец от оболочки, она становится вечной – пока живо хоть одно слышащее ухо. Эта же песенка, – рассуждал я, глядя на присутствующих, – перешагнув через десятилетия, никак не может отвязаться ни от слов, ни от меня. Бестолковые стихи, простая мелодия, а поди ж ты... – Теперь, когда все собрались, следовало приступить к весьма деликатной части операции. Ведь только недавно, через столь многое время, я понял, что же может помочь преодолеть барьер, ту самую стену. То есть не просто оказаться в запертом мире г-на Павленко, как это научился проделывать я, затем безо всяких проблем возвращаясь обратно и оставляя лесника в его сторожке наедине с призрачным лесом, а именно снять кольцо блокады, освободить вселенную Жоржа, то есть провести туда его самого, а значит – преодолеть стену извне. Тогда, стоя под громадой, превышающей предел наших возможностей, мы не сразу свернули военный этап кампании. Чучельник спешился, и наша четвёрка последовала его примеру, между тем как отряд остальных всадников, во всём полагающихся на нас, замер на почтительном отдалении. Скрипя сапогами по насту, мы сняли друг с друга обледеневшие латы и побросали их тут же, в снег – по мнению Жоржа, в них теперь не было необходимости; отряд повторил наши действия. Пройдя ещё немного, мы подошли к стене вплотную, и Чучельник обратился к очаровательной спутнице: – Сударыня, что вы видите? – Тутта, согревая себя руками и потирая ладонями плечи, сказала: – Я вижу предел. Мы не можем здесь проехать. – Но что это, – в его голосе угасала надежда и крепла досада, – забор, стена, пропасть, пустота, пограничная полоса, земельная межа, непроходимая чаща, закрытые ворота, что вы чувствуете? – Тутта окинула его холодным взглядом, на миг отвернулась и немного обиженно произнесла: – Я вижу стену, стену из красного итальянского кирпича, как у нас на даче, только не могу себе представить, кому пришло в голову выбрасывать такие деньги на ветер. А ещё я вижу, что вы грубиян. – Прошу не обижаться, здесь всё очень серьёзно. Где она кончается, можно ли её обойти, перелезть, сделать подкоп, разворотить, взорвать? Нам это крайне необходимо. – Тутта подумала, взяла себя в руки, теперь уже в переносном смысле, и мягко и даже с лёгким сарказмом пояснила: – Эта стена, возведённая сумасшедшим миллионером, далеко уходит в высоту, влево и вправо, причём, не хочется вас огорчать, но даже если составить пирамиду из наших всадников вместе с лошадьми, то ничего хорошего не выйдет, а вдали стена загибается и, кажется, окружает его дом, наверное, со всех сторон. Вы можете и сами посмотреть и потрогать! – С этими словами девушка похлопала своей ладошкой, одетой в плотную перчатку, по стене, и звук показался глухим и тихим. Чучельник приблизился к ней и долго смотрел в материал барьера, который теперь обрёл незыблемый вид для Тутты и всех присутствующих. Да и я, признаться, ещё некоторое время назад наблюдал предел в многообразии форм, затем как стену из массивных каменных блоков, а теперь – невероятную в техническом смысле постройку, ведь её идеальные формы обычным строителям было бы невозможно выдержать, не говоря уже о негодности материала для таких высоких строений. Но, иллюзия иллюзией, а пройти не даёт, поскольку имеет все основания быть. Чучельник, пройдясь вдоль барьера и пару раз пнув его ногой, вернулся к нам и сообщил: – Глубоко уважаемый и горячо любимый Жорж, теперь у меня две новости, и обе плохие. Первая – барьер никуда не делся. Вторая – мы не можем его снять. – Г-н Павленко заметил: это совсем не новости, а наша милая спутница наверняка обладает соответствующим психологическим блоком, что неудивительно, учитывая круг её общения. И вы забегаете вперёд, не замечая ни обходных тропинок, ни вещественно-полевых ресурсов. – Впрочем, и сам Жорж не стал искать окольную дорожку, но принялся действовать весьма широко, будто поиск элегантных решений давно, слишком давно перестал приносить хоть какой-то результат. Со свойственным размахом он кликнул отряд и направил его на штурм. Но одно дело биться с противником, имеющим слабости или хотя бы оказывающим сопротивление и в силу этого способным ошибиться, и совсем другое – совершенно равнодушная материя. Как ни долбили воины кирпич не совсем подходящим оружием, не удавалось добиться и малого осколка. Все попытки влезть на стену заканчивались неутешительным падением с неподдающейся высоты, причём те, кто мог по приземлению связанно говорить, с удивлением сообщали, что на высоте, откуда в тумане из виду пропадает земля, начинает слышаться далёкая ритмичная музыка, и даже будто раздаются неразборчивые голоса... Одни альпинисты уверяли, что иногда из-под ног исчезают кирпичи. Другим казалось, что музыка их подхватывает и тянет за собой; третьи настаивали, что всё дело в невыносимом занудстве голосов; но так или иначе, на всех наваливался неодолимый сон, и каждый просыпался уже внизу. Иной бы на месте г-на Павленко отчаялся, но творческих людей отличает целеустремлённость, и затем, когда игра была для всех прочих окончена и Чучельник повёз Тутту домой, Жорж в предельно короткий срок умудрился каким-то образом раздобыть стенобитные машины – приходится лишь удивляться его предприимчивости и опыту. Он оставил часть отряда для выполнения простой и бесполезной работы, снабдив, конечно же, воинов доступным комфортом в виде палаток для ночлега и внушительным запасом провианта. Я не возражал, хотя с моей стороны потребовалось некоторое участие на начальном этапе. Мир г-на Павленко оказался будто вогнан в ореховую скорлупу, и не было щелкунчика, способного её расколоть. Всё-таки Жорж был немного прямолинеен, и я искал нетривиальное решение. Во-первых, имелся мой персональный канал входа – он не давал механизма решения, но вселял надежду. Во-вторых, Чучельник ждал от Тутты психологической непредубеждённости, что было безнадёжно, однако наводило на мысль. Найти человека с пронзительным взглядом, этакого Вия с поднятыми веками. Найти человека, не связанного со всей этой суетой, ни с блужданиями по мирам, ни со страшной дуэлью и силы, и интеллекта, ни с отягчающим знанием. Всё, что цепляется за реальность, мешает от неё оторваться. Так люди проходят со своей эпохой. Так песня, не оторвавшись от слов, рискует не стать музыкой".

     "Стильный оранжевый галстук
     Мне верным спутником стал" – уверял певец.

Возвышающийся над разворотом газеты, Серж зашевелился всем телом. Он шумно отодвинул стул, поднялся и со словами "Сергей Суркис" протянул через стол руку в направлении Чучельника для ритуально-формального рукопожатия. Тот, хоть и был перед этим сосредоточен на диалоге взглядов с Жоржем, среагировал молниеносно и, переключившись и повторяя жест визави, представился: – Олег Мигов. Рад приветствовать. – В голосе слышался и морозный воздух, и гул стальных нервов, выкованных в недрах спецслужб или чего ещё похлестче. Жорж довольно кисло улыбнулся, и, дождавшись, пока знакомящиеся усядутся, обратился к г-ну Суркису с речью, продуманной до мелочей, как все хорошие экспромты:

– Коллега, мы сейчас приступаем к новому этапу одного весьма интересного проекта...