OKTOBERFEST
Меня удивило его приглашение на этот странный праздник. Не потому, что я не любитель шумной толпы, и не потому, что она обыкновенно состоит из одиноких людей. И даже не в том вопрос, что после сборища люди становятся ещё более одинокими, а в следующий раз толпа – ещё многочисленней.
Просто с Жоржем обычно дела мы обсуждаем в офисе, на философские темы беседуем в каком-нибудь уютном ресторанчике, и для экспериментов лучшего места, чем его лаборатория, попросту нет. А больше вроде бы и говорить не о чем. Разве что о людях... Но Жоржа если и интересует человек, то скорее как объект научного исследования. Или как предмет интерьера в виде недавно появившегося черепа на его рабочем столе.
Словом, недоумение – оно отражалось в глазах прохожих – было написано на моём лице, пока я подходил к воротам стадиона, эклектично сочетающего в себе спортивный аскетизм и бюргерский дух пивного торжества.
Увидев Жоржа, я не преминул поделиться с ним последним наблюдением. Он, уже будучи подшофе, слегка улыбнулся. Пасмурная ли погода, алкогольные ли пары создавали ту атмосферу, в которой люди тянутся друг к другу подобно кораблям на глади воды, так или иначе образовывались группы собеседников, и около Жоржа собрался небольшой коллектив. Впрочем, наличие компании я заметил не сразу – пока я говорил, окружающие потягивали пиво.
– Видите ли, коллега, – сказал он, – это уникальная возможность. Помните наш разговор о принципе Парето? Именно его действие я и хотел здесь прояснить.
– Ну, как же, конечно, – ответил я, – восемьдесят процентов всех усилий тратятся зря, и только в оставшихся двадцати можно рассчитывать на успех.
Да, это весьма интересный феномен. Двадцать процентов жителей земли есть так называемый "золотой миллиард" – те, кто живёт на порядок лучше других. Восемьдесят процентов идей обречены на провал. Такова суровая статистика. Мы с Жоржем недавно спорили, является ли этот принцип универсальным, то есть распространённым если не на весь универсум, то хотя бы на человеческий космос. Сошлись на том, что он относится только к людям, но вот до экспериментов дело не дошло.
– Так вот, мне представляется удобным именно в такой обширной среде провести исследование на предмет действия принципа Парето. Возьмём, к примеру, пиво. – Мы в действительности взяли пиво, "Баварское светлое"; причём только тут я заметил согласованное движение группы окружающих. – Известно, что его производят во многих странах, по совершенно разным рецептурам, под всевозможными названиями. Не взирая на то, что в абсолютном соотношении достоинства продукта брожения зерновых не идут ни в какое сравнение с великолепием напитков из виноградной лозы, вбирающей пьянящие лучи солнца, культура потребления пива регулярно и успешно находит неофитов – вижу, вы догадались – в двадцати процентах случаев.
Мне показалось это утверждение несколько спорным, однако я ждал продолжения. Жорж осушил бокал залпом, что я, вообще–то, считаю несколько неэстетичным – впрочем, эстетом Жоржа назвать можно было в последнюю очередь. Идя на поводу у природы, которая не терпит пустоты пивных бокалов, мы, как могли, сократили время, пока Жорж вглядывался в стеклянное дно, и затем повторили визит к одной из палаток с пивом – только на этот раз моя душа возжелала Warsteiner, и все поддержали. Я упомянул об особенностях доставки баварского пива в нашу страну, о том, как пьют его там, с горячими сосисками, и почему у нас этот обычай никогда не приживётся.
Жорж продолжал:
– Закон Парето применим ко всему человеческому. Оцените, например, принцип действия телевидения.
Я немного растерялся:
– Что же тут особенного? Вещание производится с передающих станций, ретранслируется при помощи спутников или телевышек, сигнал улавливается антеннами телевизоров или подходит к ним по кабельной сети...
– Да нет, речь не об этом. Я говорю о подаче материалов. Как отличить основную составляющую телеэфира от второстепенной?
– А, ну, вроде бы логично выяснить, чего показывают больше. Это и будет главным.
– Ха! Как бы не так! Наоборот: думаете, принцип Парето известен лишь нам двоим?.. То-то. Смею вас уверить, главная составляющая телевидения – реклама. Ведь именно она занимает 20% эфира.
Я был не вполне согласен с этим силлогизмом, но идея мне понравилась, и я не стал возражать. Между тем разговор под воздействием и согревающего холодного напитка, и дальнейшей логики событий – о, вот оно, возвратное действие подобных рассуждений – стал перетекать в культурологическое русло.
– Положение нашей культуры уникально. – Жорж, изрядно захмелев, становился отличным оратором. – Именно обособленное место позволяет ей успешно конкурировать с мировым безличием.
Жорж говорил и говорил, и после третьего бокала я начал терять нить его рассуждений. В самом деле, когда человек наполняется пивом более чем на 80%, он не может рассчитывать на ясную память. Помню, было прохладно, и стал надвигаться вечер. Зажглись фонари, или мне показалось, но пространство вокруг сузилось до нашего коллектива. Оратора волновали то вопросы столкновения цивилизаций в смысле Хантингтона, то развитие социальных отношений – тут он порывался двинуться в народ, чтобы немедленно всё проверить, – и всякий раз он виртуозно оперировал цифрами, получая искомую пропорцию Парето и примеряя результат к нашей забытой богом стране.
Я почему-то вспомнил о багаже, который мы все несём за плечами. Это и детство, которое сливается в один день, но проходит дольше многих эпох человечества, это и знания, полученные в учебных заведениях, благодаря или вопреки последним, и опыт, приобретаемый в виде набитых шишек – то, что так нужно для встречи с неизвестным во всеоружии. Всё это имеет цену. Очень простое правило. Наш коэффициент полезного действия.
Мне стало грустно, я вспомнил вересковые поля, и сказал об этом Жоржу. Он вдруг остановился, глотнул пива, задумался, совершая, видимо, бесполезные 80 процентов работы мозга. Взгляд его затуманился, и, чётко выговаривая каждый звук, он запел:
From the bonny bells of heather
They brewed a drink long-syne,
Was sweeter far then honey,
Was stronger far than wine.*
Неожиданная, прекрасная мелодия разливалась подобно тягучему мёду, затягивая в себя слушателей, обволакивая и растворяя в себе.
They brewed it and they drank it,
And lay in blessed swound
For days and days together
In their dwellings underground.
Я почти поддался волшебному ритму и начал тихонько подпевать; Жорж был великолепен – тем более что полное отсутствие слуха ему заменяли изнурительные тренировки и строгий математический расчёт.
– Бедная, бедная моя страна. – Допев, говорил певец во стане патриотов. – Вот и ты стала той необходимой площадью для сброса бессмысленности, обеспечивающей чужое существование. В твоё сердце воткнули Макдональдс, в твоих венах течёт Kultenberg pils.
Я вмешался с неожиданной мыслью:
– Коллега, вот что я подумал: ведь если так обстоит дело, то и наше государство должно работать по сходному принципу: 20% граждан, грубо говоря, работают, а 80%, извините за выражение, идут в бессмысленный расход?
– При условии, если население страны воспринимать как единое целое. И тут перед нами встаёт дилемма: либо мы сознаёмся, что это не так, либо рассматриваем людей как функциональный элемент государственной машины. В первом случае мы осознаём, что большинство населения к государству практически не имеет касательства, во втором – признаём, большинство всё равно исполняет лишь только стабилизирующую роль балласта. Это то, к чему я и веду. Вспомните, многие ли из ваших знакомых заняты реальным делом? Делом, которое, так сказать, имеет прямой, не запятнанный оправданиями смысл? Нам подбрасывают занятия, которые относятся к обратной стороне фортуны. На нашей земле, отягощённой чуждым влиянием, очень мало дельных дел, очень мало дельных людей. Можете мне поверить, этот вопрос я исследовал глубоко.
У Жоржа глаза прояснились – так бывает, когда сознание начинает меркнуть.
– Да вы посмотрите вокруг! – Внезапно он повысил голос. – Кто нас окружает, мы ведь это хотели выяснить! Вот вы, юноша, кем работаете? – он обратился к молчаливым людям из нашего окружения. Те спокойно держали в руках бокалы. И не отвечали ничего. Пауза стала томительной.
Жорж снова глянул на меня:
– Коллега, сдаётся, наша бедная Шотландия наводнена неадекватными людьми. – Он было схватился за пустоту на месте отсутствующей шпаги, затем сказал мне едва слышным шёпотом: – у вас есть оружие?
– Жорж, но ведь мы не... – начал я, взяв его за руку. Но припомнил, что сладко и легко говорить суровую правду о чужой стране, даже если правда – о твоей. В голове, как тогда показалось, пронеслись мысли-открытия: так вот каким феноменом объясняется и языковая политика, неосознанно сводящая более эффективное средство общения к 20% распространения, и о самопроизвольной сегрегации. О том, что серая масса необходима для существования людей, пробивающих путь эволюции, и что именно эволюция приводит к такой структуре, оптимальной для вида. Чуть помявшись, я предложил: – Господа, а не выпить ли нам ещё по одной, во славу Шотландии?
И настал час коллектива.
У одного из них заработала рация, он обменялся с ней невнятными словами, затем уверенно бросил другому:
– Пелюхович, кажется, господам интеллигентам пора на выход.
Огни фонарей полыхали ярче солнца. Жорж посмотрел под ноги и сказал:
– Опыт удался.
-----
* Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще мёда,
Пьянее, чем вино. – Начальные строки "Heather ale", Robert Louis Stevenson, пер. С. Я. Маршака.
- См. также: Предыдущая часть, Продолжение